Музыкант в Зазеркалье

— Мы все слышали его слова, но сговорились молчать, как будто не

слышали.

Какие хорошие были мои девочки!>>

4.2. Из книги: НАУМ КОРЖАВИН. В СОБЛАЗНАХ

КРОВАВОЙ ЭПОХИ, Т.2. (М.: Захаров, 2006, c. 464–467)

<< Однажды, уходя от нас после дружеской пирушки [Караганда, 1951],

где мы с ним о чем-то спорили, он [Вольпин] вдруг стал громко орать:

– ДА ЗДРАВСТВУЕТ БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКАЯ ВОЙНА! [Здесь и

далее все выделения в тексте сделаны мной – А.Л.] Естественно, ничего

подобного он не хотел и не жаждал, но газеты и радио были полны

проклятиями американцам, которые разрабатывают бактериологическое

оружие и чуть ли не применяют его в Корее. Вот Алик и кричал нечто

противоречащее всеобщему ору, тому, что навязло в зубах. Но именно

поэтому ТО, ЧТО ОН КРИЧАЛ, БЫЛО АБСОЛЮТНО ПОНЯТНО

ПЕРВОМУ ВСТРЕЧ-НОМУ, а в отличие от другой антисоветчины могло

искренне его возмутить. Это было опасно. Требовалось немедленно

заткнуть ему рот, невзирая на его неповторимую индивидуальность. Что

мы и пытались сделать всеми доступными методами. Слава Богу, что со

стороны это выглядело пьяным разбирательством.

Второй случай, пожалуй, был еще опаснее. Мы – Вава [В. Герлин], Юра

[Айхенвальд], и я – посетили его на дому, в уже упоминавшейся

Тихоновке: там он квартировал. Не могу взять в толк, чем он мог нас

угощать и кто это готовил (заподозрить в этом его самого нет никакой

возможности, но помню, что угощение было. И выпивка, конечно, тоже).

Гости пили по обыкновению немного, но хозяин несколько перебрал. Все

бы ничего, но, к несчастью, как раз когда пришла пора расставаться и

Алик пошел провожать нас к автобусу, на шоссе, проходящем через

Тихоновку в Темиртау, показались «зэковозы», везущие зэков домой – из

рабочих зон в жилые. И что тут сделалось с Аликом! Он стал карабкаться

на насыпь – шоссе тут проложено по насыпи – и ошалело кричать:

– ПРИВЕТ, ТОВАРИЩИ! ДЕРЖИТЕСЬ! СКОРО НАСТУПИТ

СВОБОДА!>>

Добавлю, что никогда не считал Вольпина провокатором,

сознательно работавшим на Лубянку. Вообще, по моему

скромному мнению, ситуация вокруг Вольпина была организована

во многом аналогично недавно рассекреченной истории поэта-

монархиста Бориса Садовского (в лубянских документах

фигурировал как «Поэт»). Лубянку интересовал не сам «Поэт»

(чьи антисоветские взгляды были прекрасно известны «органам»),

а посещавшие его люди.

См.: Стечкин В. Павел Судоплатов – терминатор Сталина. – М.: Яуза,

2005, с. 221–223.

5. ЛОГИКА ПРОТИВ ВОЛЬПИНА (добавление к «Быть

может выживу»)

Слова отца, врезавшиеся мне в память лет сорок тому назад, были

примерно такие: <<Я ПРИПЕР ЕЕ К СТЕНКЕ, И ОНА

ОТВЕТИЛА: «Я НЕ ЧЕЛОВЕК, Я ТРУП».>> Кто-то, очень

близкий отцу, оказался сексотом.

Долгое время я не знал даже, к какому году следует отнести этот

эпизод. Наконец, в 2001 году в переданном мне письме моего отца

И.Л. Кушнеровой от 19 сентября 1949 г. я обнаружил упоминание

о «трупе». («Труп вернулся и хочет восстановить отношения со

мной».)

Зная из книги «Избранного» А.С. Есенина-Вольпина, что он был

арестован 21 июля 1949 года, я, руководствуясь банальным

здравым смыслом, сделал вывод о том, что вспышка и разрыв

отношений с «трупом» произошли вскоре после ареста Вольпина.

Этот вывод напрашивался сам собой. Раз человек арестован,

значит, кто-то на него донес; узнав об аресте, – решил я – отец

вычислил стукача и «припер к стенке».

Эта ТРИВИАЛЬНАЯ логика в ситуации с Вольпиным

неприменима.

Вольпина посадили не ПОТОМУ, ЧТО на него кто-то донес, а

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ скомпрометировать Локшина. Поэтому

столкновение с «трупом» следовало с самого начала искать во

времени, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕМ аресту Вольпина. И оно

действительно там обнаруживается!

Цитирую:

<<В июне [1949 года] мы [т.е. В. Прохорова и мой отец] не

виделись, а в июле Шуру [Локшина – моего отца] случайно

встретила на концерте моя сестра Люба. Я тогда болела гриппом.

Узнав об этом, Шура страшно взволновался и пообещал прийти.

Во время нашей, как оказалось, последней встречи он был очень

беспокоен, У НЕГО ДЕРГАЛОСЬ ЛИЦО, И ОН ТАК СТРАННО

НА МЕНЯ СМОТРЕЛ, КАК БУДТО Я ЛЕЖАЛА В ГРОБУ. Я ЕГО

СПРОСИЛА ОБ ЭТОМ, О ПРИЧИНАХ ЕГО ДОЛГОГО ОТСУТ-

СТВИЯ, ВСПОМНИЛА НАШИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ,

СКАЗАЛА, ЧТО ВСЕГДА БУДУ ИХ ПОМНИТЬ. ШУРА ОТВЕ-

ТИЛ, ЧТО НИЧЕГО ОСОБЕННОГО В НАШИХ ВСТРЕЧАХ НЕ

БЫЛО. >>

См. Прохорова В. Трагедия предательства/ Российская музыкальная

газета, 2002, №4.

Как я полагаю, причина «дергающегося лица» и « долгого

отсутствия» (а также ясно выраженного нежелания продолжать

«замечательные беседы») – это случившееся перед встречей с

Прохоровой окончательное выяснение отношений и разрыв с