Музыкофилия: Сказки о музыке и о мозге

Пинкер[5] считают, что наши музыкальные способности – по крайней мере, многие из них – оказываются возможными благодаря использованию, рекрутированию, включению в действие систем мозговых связей, которые уже были развиты для других целей. Это якобы подтверждается и тем фактом, что в мозгу не существует отдельного "музыкального центра" – музыкальным восприятием, повидимому, занимаются десятки разнообразных нейронных сетей, расположенных в разных частях мозга. Stephen Jay Gould, который первым рассмотрел вопросы, связанные с неадаптивными изменениями мозга, говорит об "экзаптациях", а не адаптациях, и приводит музыку в качестве очевидного примера такой экзаптации.[6]

Как бы то ни было – являются ли потребности и восприимчивость к музыке жёстко встроенными в наш мозг или представляют собой вторичный продукт других мозговых связей – невозможно отрицать, что музыка остаётся фундаментальной потребностью человеческих существ.

Мы не в меньшей степени музыкальный вид, чем лингвистический. Это проявляется во множестве разнообразных форм. Все мы[7] умеем распознавать музыку, выделять тона, тембр, высоту звука, воспринимать мелодические последовательности, гармонию и – наверняка, проще всего, – ритм. Мы умеем интегрировать все эти музыкальные характеристики и конструировать музыкальные образы с использованием множества разных участков мозга. Вдобавок к этому, подобная бессознательная структурная способность мозга часто сопровождается интенсивной, глубокой эмоциональной реакцией на музыку. "Невыразимые глубины музыки, – писал Шопенгауэр, – так же просто воспринять, как и невозможно объяснить, потому что музыка воспроизводит все эмоции нашей глубинной сущности, но без всякой связи с реальностью и без свойственной реальности боли... Музыка выражает квинтэссенцию жизни и эмоциональное отражение её событий, без привлечения самих реалий".

Слушание музыки включает не только механизмы восприятия звука и центры эмоций, но и моторные центры мозга, ответственные за движения тела и работу мышц. "Мы слушаем музыку нашими мускулами", – писал Ницше. Мы непроизвольно держим счёт музыкальных фраз, даже тогда, когда не концентрируемся на звуках музыки, а наши лица и позы отражают развитие мелодии и ритма, так же как мысли и чувства, вызываемые звучащей музыкой.

Многие из перечисленных механизмов восприятия музыки имеют место даже в тех случаях, когда музыка только "звучит в мозгу": проигрывание мелодии в воображении даже не очень музыкально одарённых людей зачастую достаточно точно соответствует рисунку и ритму, и даже тональности и темпу оригинального музыкального отрывка. Это возможно благодаря чрезвычайно развитой музыкальной памяти человеческого мозга, ведь многое из услышанного даже в раннем детстве оказывается как бы выгравированным в нашем мозгу до конца жизни. Наши органы слуха и нервная система предельно настроены на восприятие и запоминание музыки.

Как многое зависит от внутренних характеристик самой музыки – её сложности, временных и сонарных характеристик, ритмического напора, мелодических последовательностей и повторов или таинственных "эмоциональности и воли" – и как много зависит от резонанса, синхронизаций, осцилляций и взаимовозбуждений в бесконечно сложном многослойном пироге нейронных цепочек, ответственных за переработку звуковых сигналов и их воспроизведение, – этого мы пока не знаем.

К сожалению, эта восхитительная машинка – сверхразвитая и сверхсложная – подвержена разнообразным искажениям, излишкам и поломкам. Умение воспринимать[8] музыку может быть повреждено из-за разнообразных дефектов мозга. Известно много форм "дисмузыкальности" – amusia. Музыкальное воображение может вдруг стать избыточным, неконтролируемым; иногда это приводит к бесконечному повторению цепких музыкальных фраз и даже к музыкальным галлюцинациям. У некоторых людей музыка способна вызывать припадки судорог. Существуют болезни мозга, способные разрушить искусство профессиональных музыкантов. В отдельных случаях оказывается нарушенным соответствие между интеллектуальной и эмоциональной сторонами музыки: некоторые люди способны воспринимать музыку, но она оставляет их равнодушными, в то время как в других музыка вызывает очень сильные чувства, даже катарсис, но смысл того, что они слушают, остаётся для них недоступным. Некоторые люди – их на удивление много, – могут, слушая музыку, "видеть цвет" или "ощущать вкус" или "запах" или "осязать" музыкальные фразы и образы, хотя способность к подобному синтезированию скорее следует отнести к дару, чем к симптому какого-либо повреждения мозга.