Музыкофилия: Сказки о музыке и о мозге

Две из них начались с монотонных и неумолкаемых звуков, производимых двигателем судна. Еще – жужжание «холодилки»[137] и свистящий шум такелажных снастей на ветру. Каждый из этих звуков превратился в нескончаемое инструментальное соло. Превращение в музыку происходило так, что в итоге изначальные звуки и их источники как бы отходили на второй план, и я лежал там в состоянии летаргии долго-долго, просто слушая то, что казалось мне потрясающей и прекрасной музыкой.

Лишь насладившись каждой композицией в этом сновидческом состоянии, я понял где на самом деле находится источник шума. Звучание инструментов само по себе было довольно занимательно, потому что все это было не похоже на то, что я обычно слушаю ради удовольствия. Дребезжание "холодилки" звучало как виртуозное гитарное соло в стиле хэви-метал, натиск натянутых струн, усиленный "искажателем". Свист такелажных снастей на ветру принял форму высокогорных шотландских волынок с разноголосым гудением и необычной мелодичностью. Эти виды музыки были мне знакомы, но я бы никогда не стал слушать их намеренно.

Примерно в то же время я стал слышать голос отца, зовущий меня. Насколько я знаю, ни один из звуков не мог послужить причиной такой галлюцинации[138].

***

Хотя Колман в 1984-м году писал конкретно о "Галлюцинациях в состоянии ясного сознания, связанных с локальными заболеваниями органов чувств…", как в широких кругах публики, так и среди врачей долгое время сохранялось мнение, будто "галлюцинации" означают психоз или серьёзное органическое расстройство мозга[139]

Глава 6-3. Музыкальные галлюцинации.

Нежелание врачей замечать общую распространенность феномена «галлюцинаций в ясном состоянии сознания» до 1970-х годов, возможно, было продиктовано отсутствием достаточного количества знаний о том, каким образом подобные галлюцинации проявляются; в 1967-м году, Джерзи Конорски[140], польский нейрофизиолог посвятил несколько страниц своей работы «Интегративная деятельность мозга»[141] проблеме «физиологического базиса галлюцинаций». Конорский не спрашивал «почему мы испытываем галлюцинации?», он поставил вопрос иначе – пошел от противного: «Почему мы не испытываем галлюцинации все время? Что сдерживает их?». Он предположил наличие динамической системы, которая, писал он, «может генерировать восприятия, образы и галлюцинации… механизм, создающий галлюцинации, встроен в наш мозг, но запускается он лишь в исключительных случаях».

Конорски собрал доказательства – в 60-е они были слабыми, но сейчас выглядят безоговорочно – доказательства того, что есть не только афферентные связи, ведущие от органов чувств к мозгу, но и «ретро» связи, ведущие в обратном направлении. Подобных ретро связей может быть меньше, чем афферентных, и в нормальных обстоятельствах они неактивны. Но, Конорски чувствовал, что они создают основные анатомические и физиологические предпосылки, ведущие к появлению галлюцинаций. Но тогда что сдерживает этот механизм в нормальном состоянии? Решающий фактор, предполагал Конорски, это сенсорная информация, которую мозг получает от глаз, ушей и других органов чувств, такая информация в нормальных условиях подавляет обратный поток активности со стороны высших отделов коры головного мозга на периферию.

Но в случае, если органы чувств не предоставляют достаточно информации, запускается обратный поток, создающий галлюцинации физиологически и субъективно неотличимые от восприятия.[142] Теория Конорски давала простое и красивое объяснение тому, что позже получило название «освобождение» галлюцинаций, связанное с «деафферентацией». Такое объяснение сегодня кажется очевидным, почти тавтологическим – но в 1960-х это было смелое и оригинальное предположение.

Сегодня мы продвинулись достаточно далеко в области исследования мозга и имеем на руках доказательства, подтверждающие правоту Конорски. В 2000-х, Тимоти Гриффитс опубликовал подробный, новаторский доклад о неврологической основе музыкальных галлюцинаций; используя ПЭТ[143], он показал, что музыкальные галлюцинации связаны с обширной активацией тех же самых нейронных сетей, которые обычно отвечают за восприятие настоящей музыки.

В 1995 году я получил пылкое письмо от Джун Б., очаровательной и творческой женщины 70 лет; она рассказывала о своих музыкальных галлюцинациях:

Это началось однажды ночью, в прошлом ноябре, когда я была в гостях у сестры и ее мужа. Я выключила телевизор и уже готовилась ко сну, когда вдруг услышала «О, благодать»[144]. Ее пел хор, снова и снова. Я заглянула к сестре, чтобы проверить, вдруг у них включена какая-то церковная программа по телевизору, но они смотрели «Вечерний футбол», или вроде того. Я вышла на террасу, с которой открывался вид на море. Музыка следовала за мной. Побережье внизу выглядело спокойным, в нескольких домах горели огни, и я поняла, что музыка не может исходить оттуда. Должно быть, она у меня в голове.