Мы бессмертны!

Вместе с тем, в реанимации я стал получать первые подробности того, что со мною произошло и подтверждение того, что я действительно умирал и находился в состоянии клинической смерти. По моей гипотезе, я находился в состоянии, когда моя личность уходила из тела.

Сначала ко мне подошел хирург, ассистент Хирурга, всмотрелся мне в глаза и, убедившись, что я в сознании, спросил:

— Вы все помните?

Напомню. В момент клинической смерти мы (наша личность) покидаем тело, отсоединяясь от нейронов головного мозга. Этот процесс (клиническая смерть) длится какое-то время (время клинической смерти до 5 минут у человека, умершего здоровым, и меньше, если человек до этого болел). В это время реаниматоры должны успеть ухитриться запустить сердце и вместе с кровью подать кислород в мозг. Этим они как бы затягивают личность обратно в тело, но если она уже далеко ушла, то соединяясь заново с мозгом, участки личности могут соединиться не с теми нейронами, с которыми были соединены ранее. В результате нейроны, работающие с нашей оперативной памятью (участком личности, обрабатывающим наши повседневные знания), могут соединиться с глубокой памятью, и информация, которой мы пользуемся повседневно, станет нам недоступна, мы как бы забудем ее. Складывается ситуация, как если бы в компьютере файлы перепутались и стали храниться в других папках. Реаниматоры описывают случаи, как после клинической смерти пациент забыл буквы или забыл все навыки своей работы. Полагаю, что именно в таком состоянии после затянувшейся клинической смерти находится сегодня актер Н. Караченцов.

Надеюсь, вам стало понятно, что за вопрос задал мне хирург — подтверждение чему он хотел получить моим ответом, — а я понял это сразу и ответил ему вопросом на вопрос:

— Что именно я должен вспомнить?

Он слегка задумался:

— Как меня зовут?

Для меня это был коварный вопрос «на засыпку». Дело в том, что это мой недостаток — я плохо запоминаю имена и мне надо долго общаться с человеком, чтобы его имя прочно отложилось в моей памяти. А я этого хирурга лишь однажды остановил в коридоре отделения, чтобы что-то узнать, при этом я из вежливости сначала узнал его имя, но тут же это имя и забыл. Но помогло другое свойство моей памяти — в критические моменты быстро вспоминать нужную информацию, и я практически автоматически ответил абсолютно точно:

— Максим Юрьевич.

По лицу молодого хирурга было видно, что он явно обрадован, на этом он мое тестирование закончил, развернувшись и побежав докладывать Хирургу, что я не только живой, но и с моими мозгами все в порядке и крыша у меня не поехала.

Через некоторое время после того, как меня привели в сознание, мне стало холодно (все же я потерял много крови), и я позвал медсестру — молодую симпатичную женщину. Она тут же сходила, принесла второе одеяло и укрыла меня. Потом я попросил воды, она принесла мне бутылочку с коктейльной соломинкой, но дала сделать всего пару глотков:

— Вам будет плохо.

Действительно, меня некоторое время от выпитой воды тошнило. Потом я попросил ее поднять мне изголовье кровати, чтобы лучше видеть происходящее. Но она опустилась к ее подножью и послышался шум вращающихся штурвалов, в итоге не изголовье кровати поднялось, а опустилась та часть кровати, на которой лежал мой таз, и в результате верхняя часть моего тела приподнялась, но лежать стало гораздо удобнее, чем с просто приподнятым изголовьем. Короче, хотя и не часто, но я просил сестричку о том или сем и она без разговоров выполняла просьбы даже лучше, чем я об этом просил.

Но вот она подошла ко мне со шприцами ввести через катетеры лекарство. Она была взволнована произошедшим со мной, ей хотелось поделиться, а я был нужным собеседником. Увидав, что я не сплю, она сообщила:

— У вас сегодня второй день рождения — вас чудом спасли, Хирург так переживал, что после операции его самого пришлось приводить в чувство — мы делали ему уколы.

Надо сказать, что я какое-то время был несколько отупевшим, кроме того, погруженным в собственные переживания от увиденного мною во время клинической смерти, поэтому эта информация меня не сильно взволновала, но, чтобы не молчать, я спросил:

— Как вас зовут?

— Я тут ни при чем, — уклонилась сестричка от ответа, — вас спасла медсестра Таня Розанова.

Из-за своего отупения я и эту информацию пропустил как-то мимо ушей, кроме того, она казалась и маловероятной — как меня при таком количестве врачей могла спасти медсестра?