Мы больше не люди

Вспомнила слова автоинструктора - «Не отвечайте на дороге встречной агрессией и постарайтесь сохранять спокойствие. Когда вы находитесь за рулем - эмоции не самые лучшие помощники вам».

Показала парню средний палец.

В машине заржали. Mercedes мигнул задними фарами и с визгом стартанул. Успела заметить, как из его заднего окна что-то вылетело, но не успела затормозить и наехала на это что-то. Машину сразу повело, в переднем правом колесе послышался посторонний стук. Пришлось съехала на обочину.

– Вот черт! И что теперь делать?

Колесо быстро спускалось. В него воткнулся огромный гвоздь, торчащий из дощечки. Это ее стук я услышала, когда машину повело. Ближайший шиномонтаж в пятнадцати минутах езды. С таким колесом не доехать. О том, чтобы поменять колесо самой, не могло быть и речи. Я его попросту не подниму. Остается только вызывать эвакуатор и расставаться с деньгами, которые с таким трудом копятся на будущие взносы за мамино лечение.

На обочину плавно съехала черная Toyota Camry.

– Что случилось?

– Колесо пробило, – ответила я Мстиславу.

– Запаска есть?

– В багажнике.

– Открывай.

В изумлении уставилась на парня в дорогом костюме. Почему-то Мстислав предпочитал носить костюмы, а не футболки с джинсами, как большинство парней колледжа.

Так как я не двигалась, он слегка пожал плечами и сам открыл багажник Forda. Достал запасное колесо и домкрат.

– Инструментов нет?

– К-каких инструментов? – прозаикалась я, осознавая, что выгляжу полной дурой.

Мстислав вздохнул и вернулся к своей машине. За чемоданчиком с инструментами. А уже через пару минут он снимал пробитое колесо и менял его на запасное. Ему потребовалось пятнадцать минут.

– Все, – закрыл он крышку багажника моего Forda. – Потом заедь на шиномонтаж, попроси, чтобы проколотое колесо заклеили.

– Хорошо, заеду.

– Мстислав, – остановила я его, когда он уже собрался уходить. – Ты разве не знаешь, что со мной никто не общается?

– А я и не общаюсь. Просто помог колесо поменять. Или ты сама могла поменять?

– Нет, не могла.

Он уехал, больше ничего не сказав. Его красавица Toyota быстро скрылась из виду.

К своему ученику, постигающему английские транскрипции, я опоздала всего лишь на четыре минуты.

Дома тетя обнаружилась за компьютером.

– Что изучаешь? – посмотрела на экран и не поверила своим глазам.

«Троллинг - это оскорбительные и провокационные издевательства», – прочла я вслух.

– Арина, зачем тебе знать, что такое троллинг?

– Сын нашей соседки Майи Степановны говорит, что ты подвергаешься этому самому троллингу в колледже, – чуть смутившись ответила она. – Милая, это так?

– Есть немного, – нехотя призналась я. – Но ты не волнуйся, все не настолько ужасно. И вообще, лучше бы ты вышивала, а не морочила себе голову, – попыталась отвлечь я ее.

Маневр удался.

– О, Вероника! Мне удалось продать два своих гобелена, – восторженно сообщила она.

– Вот видишь, говорила же, что покупатели найдутся.

Недавно я зарегистрировала тетю в различных сообществах, связанных с рукоделием и научила, как выставлять товары на продажу. Теперь она радовалась каждому лайку под фотографиями своих работ и обязательно сообщала мне, что кому-то еще понравился тот или иной ее гобелен.

– А куда делась фарфоровая собачка? – заметила я отсутствие одной фигурки на полке.

– Мне показалось, что тебя раздражают все эти статуэтки, и я решила перенести их в свою комнату. Только начала, как пришла Майя со своим троллингом. Вот я и отвлеклась.

– Пожалуйста, не убирай. Пусть собачка вернется на место.

– Ты серьезно? – озарилось улыбкой лицо тети.

– Вполне, – заверила я ее.

И ничуть не кривила. То, что еще совсем недавно казалось мне мещанством и безвкусицей, приобрело иной смысл. Теперь-то я знала, что эту собачку тетя с мужем привезли из Ликино-Дулево, а вот эта дама - Вербилковский фарфор. Чудесный сине-белый кот приехал из Гжели, а глиняный баран из Дымково.

Арина с дядей Петей не имели возможности посещать заграничные курорты, зато они объездили всю Россию, изучили все наши народные промыслы и отовсюду привозили памятные вещицы.

Не возмущали больше и пестрые дощечки на кухне. Наоборот, меня стало восхищать мастерство художников из Хохломы и Городца.

– Ты завтра навещаешь Марьяну? – спросила тетя.

– Да, еду к маме сразу после колледжа.

– Я вышила для нее небольшую картину. Возможно, ее порадует.

– Анютины глазки? – взяла я из рук Арины небольшое полотно, уже вставленное в рамку. – Мамины любимые цветы.

– Сестре всегда нравились эти цветы. Она говорила, что ее жизнь будет такой же яркой, как лепестки анютиных глазок, – вздохнула тетя.

– Мама, смотри, что я тебе принесла, – передала на следующий день тетин подарок.

Мама долго рассматривала гобелен, водя пальцами по стежкам. Затем улыбнулась и швырнула картину об стену.

– Мама, этим не бросаются, это ставится на тумбочку, – вставила я картину в вылетевшую от удара рамку.

Она безучастно отвернулась от меня и принялась расчесывать свои волосы. Ее волосы, после папиных похорон, полностью поседели, но приобрели не мышиный серый цвет, а молочно-белый.

Выходя из палаты, столкнулась с Алевтиной.