My December (СИ)

Она выдохнула, отступив назад. И наткнулась на приоткрытую дверь, которую только что захлопнула своей спиной. Его взгляд на секунду оторвался от карих глаз, но затем сразу же вернулся к некрасивому лицу.

Он сам не заметил, как вместе с ней прошел вперед. И, кажется, теперь их расстояние укоротилось вдвое.

Когда Блейз говорил, что Грейнджер симпатична, он никогда не верил. Лишь ржал, думая, что тот, как обычно, шутит. Однако сейчас он понимал, что это правда.

Она не была красоткой, как Пэнси или Дафна, у нее была самая обычная внешность. Но уродкой он назвать ее не мог, как бы ни хотелось.

— Не нужно оскорблений, — выдавила она, вжимаясь телом в рукоятку.

Конечно, она не могла не увидеть, насколько его лицо стало ближе. Не могла не ощутить его дыхание на своих ключицах. Не почувствовать аромат кофе на своей коже.

Он любит кофе?

Хотя, какая, к черту, разница? Пусть он вначале отойдет прочь, а потом уже любит все, что ему вздумается.

— Отойди, мне нужно пройти, — она кивнула на дверь позади себя и показала на полотенце с пижамой в руках.

Никуда тебе не нужно, Грейнджер.

Он насмешливо смотрел на нее и с воодушевлением замечал, что она не смотрит ему в глаза. Словно ей было неприятно или же… или же страшно.

Малышка Грейнджер, ты что, боишься?

— А где волшебное слово?

— А ты так отойти не можешь? — она, наконец, зло глянула в серые глаза, которые все так же с холодом смотрели на нее.

Он внутри не человек, а лед? Или откуда столько холода?

— Нет.

Она почувствовала, как кровь приливает к голове. Лицо залилось краской, и Гермионе стало жарко.

Прикрыв глаза, она тяжело вздохнула, воздержавшись от того, чтобы замахать руками перед лицом.

Уйди, Малфой. Что за концерт ты устроил?

Ей хотелось зайти в ванну и поскорее уйти в свою комнату. Лишь бы только не пересекаться с ним лишний раз.

И зачем только она ввязалась в этот глупый диалог с ним? Прошла бы молча, сделала свои дела и ушла спать. Так нет, она, как дура, стояла у закрытой двери, смотря в глаза Драко.

Уйди.

Гермиона прикусила губу, облизнув языком пересохшие места. Его взгляд опустился на тонкие линии, которые подрагивали.

Она чуть ли не задохнулась, когда увидела его взгляд на своих губах. Когда собственными посмотрела на его. И подумала…

…Мерлин, подумала о том, как это, наверное, необыкновенно — целовать его. Как это вообще — прикасаться к нему, дотрагиваться до него?

Она с силой прикусила нижнюю губу, судорожно вздохнув.

Как ты вообще можешь думать об этом, Гермиона?

А он все не мог поднять глаза вверх, от ее линий.

Между ними было всего ничего, и он чувствовал ее неровное дыхание. Ее запах карамели, который проникал под слои одежды и оставался на коже.

Он словно ощущал ее. Словно касался ее.

Наверное, губы были чересчур близко, чтобы спокойно развернуться и пойти в свою комнату.

Но так должно быть.

Тогда какого лешего ты все еще стоишь в паре сантиметров от нее?

И ему так внезапно, так резко захотелось со всей дури прижать ее к этой стенке, сильно, чтобы у нее выбило весь дух, и яростно проникнуть своим ртом в ее.

В рот этой поганой грязнокровки.

И, в который раз, ее выдох на его коже, а затем что-то странное.

Ее губы на его. Так яростно, с такой ненавистью. И он почти с силой проникнул языком в ее рот. Его рука с силой тянет ее волосы вниз.

Гермиона попыталась что-то сказать. Попыталась оттолкнуть его. Но только полотенце и пижама упали на пол.

Он делал это сильнее, глубже. С болью поглощая ее, пока она медленно, уже не так резво, стучала кулачками в его грудь.

Это действительно была Грейнджер. Он действительно целовал ее.

И, черт побери, он не мог остановиться. Не мог остановиться, вталкивая ее в эту чертову стену, кусая ее губы до крови, оставляя царапины на шее.

— Хва… — вырывается у нее.

Но он не слышит. Только чувствует — карамель на собственном языке, который проникал все глубже, глубже.

И вдруг, словно для этого требовалось время, она отвечает ему. Мягко, с нежностью шевеля двумя губами. Пока он прорывает в ее рту дыру.

Грейнджер.

Чертов вкус. Чертов запах.

Она была здесь, была так рядом.

И ему это было так нужно — поглощать ее полностью, не оставляя ничего снаружи.

А еще — вдолбить ее в стену, кинуть на кровать. Снять эту тонкую рубашку и трахнуть ее. Трахнуть так, что крышу снесет. Трахнуть так, чтобы забыть, как тебя зовут.

Грязнокровка.

Грейнджер.

Целуешь грязнокровку.

Думаешь о трахе с ней.

И что ты, блять, делаешь?

Он оттолкнул ее так же быстро, как и прильнул ко рту. Со страхом смотря на испуганное лицо. На дрожащие губы. На карие глаза, которые бесконечное количество раз моргали.

— Драко… — хрипло.

Черт возьми!

Он ненавидел этот голос.

Пошла прочь, Грейнджер.

Пошла ты прочь!

— Грейнджер! — прогремел, как раскат грома. — Забудь об этом, поняла?

Ты что, блин, наделал?

Кажется, он стукнул кулаком о стену, прежде чем исчезнуть из гостиной, ругаясь про себя.

Это было.

Он поцеловал эту грязнокровку.

Не она его, а он. Он сделал это первым.

Он коснулся ее губ. Он поцеловал ее.

Черт возьми. Он просто хотел смыть с себя этот запах, этот вкус.

Это ощущение, что он целовал Грейнджер, и ему нравилось это.

Комментарий к