Мы - драконы + Бонус

Она и не справилась, тьма выжгла всю илламу, которой так сильна была Алентайна, а те скудные искры, которые остались, навсегда похоронили надежды зачать от Эррегора дитя. Но если бы даже у нее получилось, та тьма, что поселилась в ее душе, уничтожила бы младенца, даже не дав матери его выносить. Алентайна подошла к окну и распахнула створки, впуская свежий, прохладный воздух, что волнами начал вливаться в комнату.

Дочку Миррели, Элиссу, пришлось бросить в реку, в малявке сила ощущалась еще до рождения, тьма отступилась от нее, и Алентайна с Эльганом не стали рисковать. Ильброз представил все как заговор с похищением и наскоро казнил виновного — того самого гвардейца, который утопил принцессу.

Для всех со стороны выглядело так, будто тьма пожрала сыновей Эррегора, а Алентайна защищала их собой, потому и лишилась своих способностей. Теперь в ней илламы осталось столько, словно она не дочь дракона и самая сильная драконесса Андалурсии, а какая-нибудь селянская девка с жалкой порцией первородного огня. Эррегор чувствовал себя виноватым и был бесконечно благодарен жене за принесенную жертву. И за это она еще больше его ненавидела.

Чувство вины, чувство долга, признательность, жалость — все, что угодно испытывал к ней муж, но только не любовь. Ему недолго осталось, ему и его наследнику, этому провинциальному простаку Дастиану. Алентайна знала, что близок тот час, когда она сможет выпустить наружу тьму, что копится и разрастается у нее в душе. Иногда она чувствует, как та шевелится и дышит в ней, а иногда ей кажется, что тьма ей уже не подвластна, и только неимоверными усилиями амира не дает ей вырваться наружу.

— Вы звали меня, ваше величество, — Ильброз поклонился ей низко так, как ей нравилось, несмотря на то, что уже давно был ее любовником. Его жена знала об этом, один Эррегор ничего не знал или не хотел знать, а если бы и узнал, ему было бы все равно.

— Мы летим в Леарну, Дагор, — Алентайна знала, что он не посмеет отказаться, он зависит от нее с тех пор, как она еще юной девушкой спасла его от смерти после неудачного ранения. Он лежал под скалой с обугленной кожей и смотрел угасающими глазами в небо. Дагор Ильброз стал ее кровным, а после того, как Эррегор сделал Алентайну своей амирой, ему был пожалован титул герцога.

— Я прикажу запрячь моравов? — снова склонился Ильброз.

— Мы не успеем обогнать Болигардов, — покачала головой Алентайна, — ты сам повезешь меня, Дагор.

Тот замер, но возразить не посмел. Лишь удалился с поклоном, и уже через четверть часа с высокой башни сириданского замка взметнулась большая черная тень — Ильброз, обернувшись драконом, летел в сторону Героны, а на его спине сидела Алентайна. Никто не знал, что герцог дракон, да он никому и не подумал бы признаваться в том, что он — Дракон Света.

***

Ивейна стояла на невысоком, наскоро сбитом помосте, опустив голову. Солнце светило особенно ярко, и у нее никак не получалось смотреть прямо, не жмурясь, потому она предпочла вообще ни на кого не смотреть — ни на Рассела, замершего под самым помостом, ни на матушку, глядевшую на Ив с застывшим в глазах ужасом, ни на их светлостей, стоящих на балконе прямо напротив места казни.

Утром их с Эйнаром разбудил стражник и слезно умолял его высокородие убраться побыстрее, потому как скоро должны были явиться центурионы, чтобы снять с камеры магические замки. Эйнар все время оглядывался, а Ивейна смотрела ему вслед, уцепившись за решетки, потому что ноги ее совсем не держали.

Центурионы не замедлили явиться и, как и предполагала Ив, первым делом вновь проверили ее на наличие магических артефактов. Затем ее доставили на дворцовую площадь, где уже готов был помост, и где собралась, наверное, вся Леарна.

Последний раз в Героне казнили за черную магию лет семьдесят назад, не то, чтобы леарнцы были так кровожадны, скорее наоборот. Ивейна замечала на себе сочувствующие взгляды и улавливала громкое перешептывание соотечественников: «Такая молоденькая… Да быть такого не может…Здесь точно какой-то подвох, не волнуйся, дорогая, наш король что-нибудь придумает… Да где это видано, чтобы детей за шалости казнили?» — и все в таком роде. Иви была несказанно благодарна геронцам, но благоразумно не подавала виду, что слышит, о чем идет речь.

Ей зачитали приговор — все тот же — и огласили вид казни. Обезглавливание. Поскольку палачи в Леарне давно вывелись за ненадобностью — если и нужно было призвать к порядку кого-либо из зарвавшихся геронцев, с этим вполне справлялись королевские магистры — роль палача должен был выполнить Третий Центурион. Он стоял, опираясь на огромный меч, солнце отражалось в стальном лезвии и слепило Ивейну еще сильнее.

— Приговор надлежит привести в исполнение, — огласил Первый Центурион.

Третий все с тем же непроницаемым выражением лица всялся за рукоять меча.

— Отец, — крикнул Эйнар. Ивейна украдкой взглянула на него, приподняв голову, он был совсем бледным, — сделай что-нибудь!

— Высокочтимые центурионы, я требую отсрочки, — начал Сагидар, но его оборвал Первый Центурион.