Мы дрались на бомбардировщиках

Участие в перегонке приравнивалось к участию в боевых действиях. Существовало два перегоночных маршрута: северный, Алсиб, и южный – через Иран. Мы были на северном. Из США до Красноярска самолеты перегоняли летчики 1-й перегоночной авиадивизии, которой командовал знаменитый полярный летчик Мазурук. Вся эта дивизия состояла из 5 строевых полков и 1 транспортного, а штаб дивизии находился в Якутске. Мы же в составе 2-го авиационного полка перегонки самолетов ВВС ВМФ лидировали истребители «Аэрокобра» и перегоняли самолеты «Бостон» в строевые части морской авиации, на фронтовые аэродромы. В основном – на Северный флот, в Заполярье, реже – на Черное море и на Балтику. В Красноярске (где находился главный перегоночный центр всей трассы) мы получали маршрут до Новосибирска. Взлетев с красноярского аэродрома, мы, как правило, делали разворот над знаменитыми столбами и брали курс на Новосибирск. Маршрут перегонки был довольно сложным – под крылом сплошная тайга. Строем в 7–9 машин мы шли за ведущим, который старался придерживаться единственного здесь ориентира – Транссибирской железнодорожной магистрали. Говоря авиационным языком – приходилось идти по «компасу Кагановича»: через Ачинск, Боготол, Мариинск, Анджеро-Судженск и станцию Тайга. Тут 2 часа 45 минут летишь, а подлетая к Новосибирску, видно, как граница тайги проходит по Оби. За Обью уже лесостепная зона, потом она переходит в Барабинскую степь. Дальше на Омск. После взлета в Толмачово мы держали курс по прямой, точно на Омск, и, минуя реку Чулым, выходили на огромное озеро Чаны. Как правило, наш ведущий экипаж, состоящий из опытных фронтовиков-североморцев, использовал полет над озером для тренировки молодняка – наших молодых экипажей, имитируя торпедную атаку. Ведущий снижался до бреющего полета, и за ним, повторяя маневр, приходилось идти так низко над водой, что от винтов по поверхности расходились дорожки. До сих пор в глазах стоит такая картина: прекрасное солнечное летнее утро, девятка «Бостонов» идет в строю на бреющем. Мы перескакиваем островок, и мне из кабины отлично видно, как с перепуга на дно большого баркаса, стоящего за островом, падают рыбаки – целая рыболовецкая ватага в 6–7 человек, напуганная ревущей над головой воздушной армадой. В Омске мы снова садились на дозаправку – и в Свердловск. Это знаменитое Кольцово, где мы часто ночевали. В 1944 году там мы встретили Покрышкина и Речкалова.

Мы также лидировали «Кобры», по 10–12 штук. В чем там собака зарыта? Летчик может просто ориентировку потерять, а у нас же штурман в составе экипажа. А чтобы им с нами сравняться по дальности, у них были подвесные бачки по 700 литров. Все взлетали, становились в круг, выстраивались в походный порядок. Мы идем спереди, а они, как цыплята за клушой, пеленгом по 5–6 машин, косяком за нами. Я сижу, слушаю. У нас один раз был необычный маршрут. Мы взлетели с нашей базы у станции Тайнчи и полетели на Орск. Маршрут такой, что 200–300 километров идет сплошная выжженная пустыня, ничего нет! Истребители трепаться любят, а тут я слышу, что они стали затихать. Разговоров меньше и меньше. Перепугались – поняли, что если сядешь на вынужденную, то три дня надо идти, и никуда не придешь. Вдруг штурман говорит: «Алеха, передай истребителям – впереди Орск». И как только они услышали, что впереди Орск, – заблажили, заговорили.