Мы дрались против «Тигров»

– Ой нет! Зимой не мылись, по-моему. Летом – да. Устраивали баню. Вот я когда в разведке был, возле нас протекала речушка Жижа. Сама она желтая, а вот приток у нее был чистый. Вот наши ребята его перегородят, чтобы побольше воды было, и вот там полоскаемся. А белье не столько стирали, сколько прожаривали. Для этого на дно бочки наливали 3–4 ведра воды и сверху клали решетку, а на нее одежду и – на костер. Сверху крышкой закроем или старой шубой, и как прожарят – там ни одна вша или гнида не выживет! Потом ходишь месяца два.

– Болели ли вы?

– Болеть – болели, конечно, но очень мало. Так, случайно кто-то заболеет ангиной или еще чем. Ну, полежит человек дня 3–4, придет в себя, и все – вылезет опять из землянки, вроде живой. Ну, там санинструктор ходил, опрашивал: «Больные есть?» Да, чего там – молодые все были, здоровые!

– Что входило в сухой паек?

– Гороховый концентрат. Это такой суп в брикетиках. Потом каша гречневая была, тоже в брикетике, причем она была уже с жиром или маргарином. Ее кипятком зальешь, и она готова. Некоторые солдаты просто так жевали эти брикеты – неохота варить. Сухой паек, когда он есть – это еще неплохо, а то вообще ничего нет и подвезти невозможно – обстрел, обстрел, обстрел! А если старшина трусоват – так вообще будешь голодный сидеть! Правда, уж ночью-то всегда накормят. На переднем крае хоть раз в сутки, но привезут горяченькое.

– А какие-нибудь были на фронте суеверия?

– Не знаю. Некоторые носили ладанки, но у меня ничего такого не было. Но мысленно я все же к Богу обращался, когда сильное волнение или опасность: «Господи пронеси! Господи помоги! Господи пронеси мимо!» Вот так вот.

Шишкин Николай Константинович

В 1939 году я с отличием закончил десятилетку в казахском городе Петропавловск и подал документы в три института: Московские авиастроительный и архитектурный и Свердловский политехнический. Поступив во все три – отличников принимали без экзаменов, я решил пойти учиться в Свердловский политехнический, на металлургический факультет. Через два месяца после начала учебы, одновременно с началом Финской войны, объявили добровольный призыв студентов на военную службу. Можно было не идти в армию, но мы были патриотами и на защиту Родины решили пойти чуть ли не всем курсом. Так же поступили и ребята из соседних вузов.

Мы думали, нас сразу повезут на Запад, однако оказались мы в городе Ачинске. В начале ноября там уже лежал снег. Прибыли мы на пересыльный пункт, где нас помыли и переодели в армейскую форму, которая нас так изменила, что поначалу друг друга не узнавали. Построили нас на плацу, в две шеренги, мимо которых пошли «купцы», отбирая бойцов в свои подразделения. Я и еще несколько человек попали в полковую артиллерию. Вот так я стал наводчиком 76-мм орудия образца 1927 года. С этой пушкой я прошел и Финскую войну, и начало Великой Отечественной. Командиром взвода был лейтенант Орел, а командиром моего орудия – Сергей Семин, получивший за бои на Карельском перешейке звезду Героя. Там так получилось: финны прорвались к штабу нашего полка, и хотя наша пушка была неисправна – не работал накатник – мы ее развернули и открыли по ним огонь, накатывая ствол пушки руками. Вот за то, что мы штаб полка спасли, Семин был награжден, стал потом капитаном, командиром дивизиона; погиб он в 1943 году…

Учили нас в Ачинске хорошо, но очень мало. Стрелять не давали – мы только тренировались заряжать орудие деревянной болванкой, а уже в середине ноября нас направили на фронт. Пока ехали, лейтенант Орел проводил с нами занятия. Я помню, он заставлял нас, наводчиков, вслепую, вращая маховички панорамы, устанавливать угломер и возвышение. Таким образом мы научились устанавливать угломер с ошибкой не более чем в 2–3 тысячных.

Выгрузили нас на станции Дно. По снегу оттащили пушки на полигон и впервые постреляли, пороха понюхали. Надо сказать, вышли мы на позиции часов в 10–11 утра, а кухни пробились через снег только к вечеру. Весь день были голодными! И представь – повара соль забыли! Приготовили гороховый суп, а как его есть без соли?! Лейтенант Орел говорит: «Сыпьте сахар – ощущение будет таким же». Насыпали – вообще есть стало невозможно.

Полковая пушка образца 1927 года.