Уральцы — героические люди. Они шли вперед, невзирая ни на что. Смелости и отваги много было, но опыта военного мало, поэтому потери были очень большие. Из тех пятерых ребят, что со мной командирами взводов пришли, никого не осталось… В августе армию отвели на переформировку. Перед этим произошел такой случай. Немцы отошли за реку Нугрь. Мы выдвинулись вперед и начали окапываться, занимая позиции у малозаметной, но нанесенной на карту дороги. Окопы копаем во ржи, метрах в пяти от кромки поля. Копают все — от командира батареи до станинных. Водители для «виллисов» тоже укрытия копают. Рожь высокая, нас за ней не видно, а первый выстрел бронебойным сделал, и она ложится — можно стрелять осколочным. Вдруг видим, «виллис» едет мимо нас прямо к немцам. Остановился. Вылезает майор: «Эй, бойцы, кто ваш командир?» — А там все разгоряченные, командиры взводов торопят солдат, ругаются, немцы того гляди в контратаку пойдут — видно, пехота накапливается, бронетранспортер подошел. Старший сержант Чичихин, вологодской богатырь: «Что кричишь? Кого тебе нужно?» — «Ты как разговариваешь?! Кто командир?!» — «Лейтенант Рогачев». — «Давай его сюда!» — «Товарищкомбат, там вас какой-то майор зовет». — «Какой еще майор? Какие у него погоны, артиллерийские или пехотные?» Майор уже кричит: «А ну немедленно ко мне!» Я выбегаю на дорогу, жара, пот градом, портупея, полевая сумка, бинокль болтаются: «Командир батареи лейтенант Рогачев!» — «Какой полк?» — «1513-й истребительный». — «Что выделаете?» — «Оборудуем огневую. Немцы готовятся к атаке». — «А впереди кто?» — «Никого нету». — «Как никого? А где штаб Родина?» — «Вы проскочили поворот. Вам надо было километрах в полутора отсюда направо свернуть. — «А точно?» — «Точно». — «А ну, садись в машину». Он развернул «виллис», мы отъехали метров 500 в тыл, где его поджидали еще несколько машин. В них сидели какие-то люди в защитных комбинезонах без знаков различия. Я подошел, смотрю, сидят Жуков, командующий фронтом Петров. Жуков спрашивает: «Кто такой?» — «Лейтенант Рогачев, командир 3-й батареи 1513-го истребительного полка». — «Что выделаете?» — «Оборудуем огневые позиции». — «Где штаб 30-го Уральского корпуса?» — «Так вы проскочили». Он как на них зыркнул — «Давай, продолжай.
Смотри, никого не пропускай». — «Будем стоять насмерть». Они умчались, а я вернулся на батарею. Вскоре прибыл посыльный на мотоцикле с приказом сосредоточиться в таком-то районе — нас отводили на переформирование.
Когда Жуков попал в опалу и про него начали говорить, какой он подчас был плохой, как не жалел людей, я под Новый 72-й год написал ему поздравительную открытку. Пожелал ему доброго здоровья, написал, что мы, офицеры, его ценим и всегда помним. Напомнил про этот случай на Курской дуге. Попросил его книгу с автографом. Вскоре меня вызвали и вручили ее. Там многие генералы безуспешно пытались получить автограф, а я получил… Пойми — без потерь войны не бывает, а ему ставились такие задачи, при выполнении которых невозможно было считаться с потерей какого-то полка или дивизии. Так что я всегда ценил Жукова.
На отдыхе стали немножко в себя приходить. Пришло пополнение — новые расчеты, новые пушки. Полк получил звание гвардейского и сменил номер на 357-й.
Примерно в начале октября собрали офицеров и объявили, что полк будет переформироваться в истребительно-противотанковый, но на Су-76. Его офицеры должны будут пройти трехмесячную переподготовку. Было сказано, что те офицеры, которые желают переучиваться, должны дать согласие, остальные будут откомандированы в распоряжение командующего артиллерии Красной Армии. Я подумал, поговорил с оставшимися в живых ребятами и решил, что на этих самоходках я воевать не буду. Мы же видели во время Курской битвы, чего она стоит, эта Су-76. Пушка ЗИС-З малоэффективная, броня тонкая, сверху она даже не прикрыта от минометного огня. Горели они… Их так и называли — Горьковские свечи. «Сорокапятка» на земле, чуть что, можно спрятаться, а из самоходки не выберешься.