Мы дрались с «Тиграми»

Оба комбата схожи не только смелостью, упорством, полководческим талантом и человечностью. Никто из них даром ни одного солдата не потеряет. Самыми существенными и как бы выпирающими наружу чертами характера каждого являются самостоятельность и независимость. Ни тот, ни другой не потерпят вмешательства начальства в процесс подготовки и решения боевой задачи. Начальству это не нравится, а потому их более года ни в должности, ни в звании не повышают да и награждать забывают, хотя на них только и выезжает всегда дивизия.

Я — моложе обоих комбатов на целых восемь лет, но тоже «не-убиваемый». Более года вместе с ними воюю. Со мною они — как за каменной стеной. Всегда артиллерийским огнем их выручу — быстро и точно. Тут не только, боевой опыт сказывается. У меня же математическое образование. Но, как бывшего студента, а значит, вольнодумца, меня начальство тоже не жалует, хотя я дисциплинирован, в бою удачлив, постоянно на передовой и снаряды в цель, как рукой, кладу. Как к самому молодому начальники частенько обращаются ко мне ласково-просительно: «Петя, пушку видишь? Стукни по ней!» Или: «Петя, соседей танки атакуют, бегом туда, накрой их своими снарядами, а то они сами не справятся».

Если бы в полках все комбаты были такими, как Морозов с Абаевым, мы бы давно немцев на лопатки положили. Беда других комбатов в том, что они быстро выходят из строя: их или убивает, или ранит. Не успевают они опыт обрести. Но это не их вина. Живучесть каждого из нас всевышним определялась. Сколько этих комбатов сменилось! И не упомнишь всех. А ведь многих из них я так же огнем батареи поддерживал, так же тесно взаимодействовал с ними. До боли в сердце переживал за них, когда они вскакивали с земли и в кромешный ад бежали поднимать солдат в атаку. Многие тут же погибали. Иные держались днями.

Как ни умело воевали Морозов и Абаев, как ни старались они сохранить своих солдат в бою, теряли людей и они. И их батальоны таяли на глазах. Тем более что на долю этих батальонов выпадали самые трудные и опасные боевые задачи. И вот, когда в ротных цепях из двухсот пятидесяти оставалось тридцать-сорок бойцов, им давали пополнение, попросту сводили полк в батальон Абаева или Морозова. А иногда и вся дивизия обескровливалась настолько, что боевые остатки всей дивизии собирали в один батальон да еще и тыловиками пополняли. И — «Морозов, вперед!». Ну а я со своей батареей тут как тут. У меня гибли только те, кто находился рядом со мной, на передовой: связисты и разведчики. Огневики были у орудий, в более безопасном месте, и гибли они реже, разве что когда орудия на прямую наводку выдвигались — тут уж держись!

Когда я стал командовать дивизионом, а это уже три батареи, то поддерживал обычно стрелковый полк и находился на наблюдательном пункте командира полка. Это уже не в боевых порядках пехоты, а метрах в четырехстах позади батальона. Там обстрелов поменьше и жизнь повольготнее. Но меня все равно тянуло в батальоны. Инициатива исходила, конечно, от комбатов, они, по старой привычке, звали меня к себе. Признаюсь, теперь я чаще находился при командире полка, и не только потому, что этого боевая обстановка требовала, срабатывал и инстинкт самосохранения. Но как отказать старым друзьям и не оказаться рядом в трудный для них момент? Они «брали» меня двумя доводами. Первый:

— Получил повышение, зазнался! А может, трусить стал, выжить решил?

Второй довод:

— На кого нас бросаешь?! Ну не получится у нас без тебя атака! Только ты сможешь успешно поддержать нас огнем!

И вот я снова оказываюсь в своей стихии, в батальоне. На траве, в снегу, а то и в грязи — тут сухое место не выбирают — лежу рядом с комбатом. Страшно, головы не поднять! А поднимать ее надо, иначе немцев не увидишь и артиллерийский огонь по ним вести не сумеешь. Комбат и его пехотинцы радуются, когда я уничтожаю живую силу и огневые точки противника. Мое присутствие не только оберегает и защищает — оно воодушевляет их и делает более сильными. Как им не радоваться, когда мои снаряды разметают контратакующих фашистов или на глазах Пехотинцев летят вверх тормашками пулеметы и орудия прямой наводки. Или окутываются дымом и пылью от разрывов моих снарядов немецкие танки и, ослепленные, поворачивают назад, а некоторые из них еще и горят. Но радуется не только пехота, радуюсь и я. Это ни с чем не сравнимая радость. Когда ты чувствуешь свою силу! Когда достаточно твоего взгляда, чтобы увидеть врага! Когда хватает слова, чтобы по твоей команде полетели в цель снаряды! Неважно, что и по тебе стреляют, что и ты подвергаешься смертельной опасности. Тут — кто кого!

ИТАК! КОМАНДИР БАТАЛЬОНА — МОЙ КУМИР! МОЙ ИДОЛ! КОМБАТУ Я ПОКЛОНЯЛСЯ И ПОКЛОНЯЮСЬ ПОНЫНЕ!