Мы дрались с «Тиграми»

Но, как правило, полк «дробили», и каждая батарея действовала самостоятельно. Ночью прибывали на указанный нам участок обороны, я выбирал огневые позиции для каждой пушки, рыли окопы, щели, ровики, ниши для снарядов, оборудовали запасные позиции, протягивали связь, маскировались. Для солдат это был тяжелейший труд. Зимой до седьмого пота долбили мерзлую землю, весной и осенью — пытались оборудовать позиции среди липкой грязи и глины. Копание в земле — одно из самых ненавистных воспоминаний любого артиллериста. Ложных позиций на батарее мы не делали, это было принято в тактике ведения боя только в составе полка. К рассвету батарея уже была зарыта в землю, машины уходили в тыл, ну а нас ждал жестокий бой, не на жизнь, а на смерть. В некоторых полках было принято оставлять на огневой позиции только потри человека из расчета: командир, наводчик и заряжающий, остальные в это время ждали в траншее, когда надо будет заменить выбывших из строя товарищей. Это делалось, чтобы избежать лишних потерь, но, по моему мнению, толку от подобной методики было мало. На открытой огневой позиции спасения нет нигде, ни в траншее или окопе, ни возле орудия. У нас в 640-м полку была традиция, что, например, комсорг и замполит полка, а также большинство штабных во время боя приходили в батареи, подносили снаряды и заменяли раненых и убитых в расчетах, залегали с пулеметами впереди пушек. Хорошо это или плохо — не мне судить, но это был акт самопожертвования и характеризовал боевой порыв «иптаповцев». На НП полка оставались всего несколько человек, по-настоящему необходимых для организации боя и координации взаимодействия батарей. Пушки расставлялись на расстоянии 30–50 метров друг от друга, чтобы можно было подавать команду голосом и также обеспечить плотный заградительный огонь на определенном участке. Четвертое фланговое орудие ставилось в метрах 300 от основных позиций батареи. От каждого орудия был протянут телефонный кабель, и к каждому расчету прикреплялся телефонист с полевым аппаратом.

Снарядные ящики располагались в следующем порядке: близко к орудию слева — бронебойные, справа — подкалиберные, а шрапнельные, ОФ метрах в двадцати позади от пушки, их подтаскивали поближе по мере необходимости. Все снаряды были заранее очищены от остатков заводской смазки. Орудия наши даже зимой никто не перекрашивал, например в белый цвет. Перед орудиями занимали оборону мои разведчики с пулеметами, на «местную» пехоту мы, к сожалению, не особо надеялись. В запасе на каждой батарее были противопехотные и противотанковые мины. Если перед нами не было пехотных позиций, то эти мины разведчики за ночь выставляли перед каждым орудием. Если надо было сменить позицию — пушки перекатывали на руках, на поле боя «студер» не загонишь.

Ружья ПТР применяли только в бригадах ИПТАБР, там у них была отдельная рота противотанковых ружей. Готовились к бою тщательно. На карту, без преувеличения, ставили наши жизни. Можно образно сравнивать ИПТАПы с гладиаторами, но, когда на тебя движутся, изрыгая смерть, бронированные коробки немецких танков, тут не до ассоциаций с Древним Римом.

Несколько раз было, что выбранная ночью, в темноте, позиция оказывалась неудачной, но времени сменить ее уже не было, и приходилось вести бой, не меняя расположения орудий. Цель для поражения выбирает командир батареи, он же дает приказ на открытие огня. Если комбата убивало, то командир взвода или орудия самостоятельно вели бой. Задачи у ИПТАПов были разные. Конечно, наше основное предназначение было — борьба с танками. Но часто нас использовали для поддержки огнем наших наступающих войск или ставили для уплотнения обороны рядом с полковой артиллерией. Увольте меня от обсуждения вопроса об эффективности пушек в борьбе с пехотой или танками, я не хочу рассуждать, что лучше, ЗИС-2 или ЗИС-З, и о мощности различных артсистем. Оставим эти нюансы специалистам-оружейникам. Я практик, и теоретические выкладки — не мой профиль. Кстати, на фронте мы на эту тему старались не говорить. Что дали, с тем и воюешь.