Мы дрались с «Тиграми»

Майор Гордиенко, когда еще командовал нашим дивизионом, потом он стал командиром артполка, тоже пытался ни за что ударить меня. Но он был здоровее меня, и я не стал давать ему сдачи, а схватился за пистолет. С тех пор он стал уважать меня. Внешне, конечно. А так постоянно посылал меня на самые опасные задания. Добытые же мной в бою результаты себе присваивал. Однако, учитывая мою удачливость, знания и опыт, назначил командиром дивизиона. Предлагал даже занять должность начальника штаба артполка, но я отказался. Быть поблизости от самодура и унижаться — не в моих было правилах, хотя быть начальником штаба куда безопаснее, чем командовать дивизионом.

И еще. Гордец и позер, не в меру амбициозный, но трусливый служака Гордиенко любил повторять:

— Покы я нэ Гэрой, никто в моем полку Гэроем нэ будэ!

Так и получилось: героические дела в полку были, а Героем никто не стал.

Метко давали прозвища наши предки. Схватывали самые заметные, самые выпирающие черты рода — будь то гордыня или ум, удаль или хвастовство, прозорливость или глупость. Фамилия часто многое говорит о человеке.

Наверное, Мартиросову понравились дикие выходки комполка Гордиенко, по его примеру занялся мордобоем и он. Единственное, что утешало меня тогда, — это то, что, кроме заморыша Мартиросова, примеру Гордиенко больше никто из офицеров не последовал. Да и в других полках этого не было. Только генерал как-то на переправе ударил палкой одного нерасторопного офицера, тот во время бомбежки застопорил своей повозкой движение.

А комсоргу стрелкового полка, который носит мою Звезду, не завидую. Об этом Герое-политработнике до 1970 года я, как и многие, ничего не слышал. Человек он неплохой. Пытался подружиться со мной, все же испытывает угрызения совести. Как-то на ветеранской встрече пожаловался мне: жена и дочь не признают его Героем. Наверное, в порыве откровенности он рассказал им, как Героем стал, вот они и не уважают его. Во время войны я часто поддерживал полк, в котором он служил, но ни разу на передовой его не видел, он постоянно, как и большинство политработников, в тылах обитал. Подо Ржевом, где в боях сто раз умереть можно было, он, мой ровесник, все шесть месяцев на курсах комсоргов при политотделе армии провел. Симпатичный, угодливый, вот его в политработники и определили. Конечно, он не виноват, что Героем стал. Нужно было кого-то из политических — для счета и для показа, что и политработники воевали, — вот его и вписали в список Героев. Кто, кроме его жены и дочери, знает, как он Героем стал? Никто. Пусть считают, как привыкли читать в газетах, что комсомольские «вожаки» солдат в атаки водили. Да еще и кричали при этом: за Сталина и так далее.

Полевые офицеры

Тогда, на войне, находясь на переднем крае, мы не думали остаться в живых, потому не интересовались наградами. Не до них было. Главное — боевую задачу бы выполнить, побольше немцев истребить да своих солдатиков сберечь. О себе не думали, вроде бы привыкли считать себя «неубиваемыми». Кто же вместо тебя, уже опытного, воевать-то будет?

И все же нам тогда хотелось, чтобы награждали оперативно, прямо на передовой, в присутствии участников и свидетелей боя и подвига. Пока люди еще живы и могут порадоваться, что их подвиг замечен и оценен. А затяжки и проволочки в награждении были выгодны только верхам. По прошествии времени события и люди забывались, и в наградные списки вносились непричастные к боям люди. Строгая засекреченность и тщательное сокрытие полных списков награжденных прикрывали необъективность в награждениях.

Конечно, истинные, настоящие герои рождались в боях на передовой. Их знала и славила вся передовая. Эта по-мужски скупая, но высокая оценка подвига людьми-очевидцами, знающими толк в боях, была самой большой наградой для воина. Готовый каждую минуту умереть, он не рассчитывал получить орден «по итогам года», когда политотдел подобьет наградные «бабки».[13] Иные даже суеверно радовались, что награда обходила их — значит, не убьет в ближайшее время. Но, в любом случае, солдатская молва об истинных героях никогда не доходила до политотдела, потому что политработники всегда держались подальше от передовой и не всегда знали, что там происходит. Хотя о том, кто что сказал, сразу становилось известно в политотделе и особом отделе. Поэтому-то имен настоящих смельчаков и не оказывалось в списках награжденных.

В жизни передовой и тылов постоянно наблюдался некий контраст. Передовая жила своей отчаянной, бурной, полной опасностей, смертей, ранений и страхов, быстротечной жизнью без будущего. А тылы, политотдел, штабы жили мирной, размеренной, обстоятельной, стабильной, тихой и спокойной жизнью, с перспективой на далекое, даже послевоенное будущее. На передовой было не до наград. А тыловики, едва заканчивалась успешная боевая операция, начинали усиленно тереться около начальства в ожидании очередных наград, званий и повышений по службе.