Мы еще вернемся в Крым

Пилюгин, хмуря брови, гоголем прошелся перед пленными.

– Эти двое – чистые фашисты, – он ткнул пальцем в немца и румына, – а вы, сволочи, предатели и подонки, еще русскими называетесь, напялили гадскую фашистскую форму на матросские тельняшки! Расстрелять вас у этой стенки и того мало!

– Да не фашисты мы! – зло произнес Сагитт.

– Не спеши расстреливать, командир! – сказал Артавкин. – Сначала разобраться надо!

– Вот мы и будем разбираться!

– Повторяю, что мы специальная группа особого назначения, вышли из тыла! – Алексей Громов тоже повысил голос. – И требуем, чтобы о нас сообщили в Главное разведывательное управление флота!

– Разведчики, едрена вошь! И никаких доказательных документиков. Тьфу! – Пилюгин смачно сплюнул. – Сначала вами займется военная прокуратура, она и решит, куда вас, к стенке или на виселицу, как предателей!

К Пилюгину подошел старшина Ершов и что-то шепнул на ухо. Тот широко улыбнулся и утвердительно кивнул.

– Верно придумал! Не убегут! – и приказал: – Отрезай! Все до одной, подчистую!

Ершов вытащил из ножен острый штык-нож и стал срезать у пленных на брюках пуговицы. После такой операции, каждый из них был вынужден свои брюки поддерживать руками.

Подкатила машина с решетками на окошках. Распахнули окованную железом дверцу.

– По одному заходи! – приказал Пилюгин.

Старшина и сержанты не сдержались и заржали, глядя, как неуклюже, придерживая штаны, пленники один за другим залезали внутрь машины. Дверцу захлопнули, повесили замок.

– Слушай приказ! – Пилюгин уставился острым взглядом на двух младших сержантов Игнатенко и Баркина и громко повторил свой приказ: – Немецких диверсантов в количестве пяти человек доставить в Главную прокуратуру флота и сдать под расписку! Старший наряда младший сержант Игнатенко!

– Так точно, товарищ старший лейтенант, доставить в Главную прокуратуру флота и сдать под расписку! – отчеканил Игнатенко.

– А в случае чего, при любой попытке к бегству или сопротивлению, стрелять на поражение!

– Так точно, в случае чего, стрелять на поражение!

– В путь!

Машина заурчала мотором, чихнув сизым газом из выхлопной трубы, и покатила к распахнутым железным воротам гауптвахты.

Пилюгин молча посмотрел вслед грузовой машине, а когда ворота закрылись, направился в свой кабинет и, сняв трубку, стал дозваниваться через коммутатор в Севастополь, в военную прокуратуру, чтобы доложить об исполнении приказа.

А через пару часов, когда Пилюгин, после сытой наваристой ухи и стакана водки, улегся передохнуть, его снова потревожил старшина Ершов.

– Степан Иваныч! Степан Иваныч! Снова звонят из Севастополя! Требуют начальника!

Пилюгин сел, хмуро почесал затылок.

– Неужто сбежали гады, а?

– Не может такого быть! Руками штаны держат, таким манером далеко не убегут! А Игнатенко и Баркин не промахнутся!

Пилюгин пошел в свой кабинет, снял трубку:

– Да! Да! Начальник гауптвахты старший лейтенант Пилюгин у телефона!

Оперативный дежурный штаба Черноморского флота приказным тоном потребовал: задержанных с потопленной немецкой баржи немедленно освободить, вернуть все отобранные у них вещи и спецгруппу разведчиков первым попутным транспортом доставить в Севастополь, в штаб флота, в Главное разведывательное управление.

– Их, этих разведчиков, уже здесь нету! – оправдывался Пилюгин. – Уже отправили в Севастопроль два часа назад! По требованию Главной военной прокуратуры!

Начальник гауптвахты растерянно заморгал глазами. Надо же, а! Выходит, они вовсе и не фашисты, а свои… А мы им на штанах пуговки срезали! Как же промахнулись! Пилюгин мысленно выругался длинным матом, отругав в первую очередь ретивого особиста.

4

В адском громовом грохоте авиационной бомбежки и в слитном гуле непрерывных разрывов артиллерийских снарядов, пулеметной и автоматной трескотне, окутанный дымом пожарищ, пропитанный пороховым угаром в Севастополе заканчивался очередной, бесконечно длинный летний день, который вместил в себя так много трагического и героического. Подвиг защитников Суздальской горы, смертный бой на легендарном Малаховом кургане, яростные схватки на Сапун-горе, тяжелое и ожесточенное сражение за Инкерманские высоты, отчаянные рукопашные бои на Корабельной стороне, удержание позиций на склонах Исторического бульвара. И повсюду не отступление перед врагом, а стрельба до последнего снаряда и прощание с верными орудиями, прежде чем их взорвать…

Взорваны, с подходом фронта, СевГРЭС, одиннадцать штолен арсенала Инкермана, хлебозавод, автоматическая телефонная станция, железнодорожный туннель, оружейная кузница Севастополя – спецкомбинаты № 1 и № 2, морзавод, бронепоезд заперт в Троицком туннеле – от взрывов крупных авиационных бомб закупорены оба выхода. Громовым оглушительным раскатом прогремел мощный взрыв за Северной бухтой, заваливший обломками и осколками скал основные штольни Сухарной балки, старинного флотского арсенала…

Вот какой подсчет приводит в своей книге «История Второй мировой войны» французский генерал Л. Шассен: