Мы — это мы (СИ)

— Тилли не шмара, понятно тебе? Да, я хотел... мы думали... но это не означает, что пласт взял именно я! Я не вор! Отец, мама! Я не вор!

Изабелла стиснула руки, по ее бледному, бесцветному лицу градом катились слезы. Пол молчал, опустив голову.

«Скажи же что-нибудь! — мысленно умолял его Хэл. — Пожалуйста, только не молчи!»

Он хотел выступить вперед и сказать сам — мол, кто его знает, когда пропал пласт, может, еще летом. Кто-нибудь мог влезть в дом, пока все работали в огороде или в поле... но в последний момент прикусил язык. Майло по каким-то причинам не принял его в расчет, и это была неслыханная удача. Он обвинял только средних братьев, позабыв, что есть еще младший. И если Хэл сейчас встрянет, напомнит о себе...

Да и версия его, скажем прямо, слабовата. Предполагалось, что о тайнике знают только родители; Хэл совершенно случайно его обнаружил. Посторонний человек ни за что бы его не нашел. Да и в доме почти всегда оставались мама или Майло.

О том, чтобы признаться, Хэл даже не думал — страх перед Майло затмевал все. Что он скажет? Что отдал скопленный семьей пласт на лечение Свершителя? Что хотел помочь и отцу, но лекарь подло его обманул и отказался ехать в деревню? Ему не поверят — год назад он бы и сам не поверил, услыхав такую вздорную историю. Майло решит, что он выгораживает средних братьев, и взъярится еще сильнее...

Скандал сошел на нет, лишь когда его участники полностью выдохлись.

Майло ушел, шандарахнув дверью. Родители скрылись в своей комнате, Хэл поскорее лег в постель и закрыл глаза, лишь бы к нему не лезли. Не верилось, что такой хороший, благостный весенний день завершился подобным образом.

Чтобы успокоиться, он начал вспоминать последнюю прочитанную книгу — над главной героиней истории издевалась тетка и сводные брат с сестрой, прямо как Майло над Хэлом. Засыпая, он еще думал об этой девчушке и о том, как было бы славно с ней подружиться, а еще, как всегда, об Эдварде.

Сквозь сон Хэлу чудилось движение в комнате, как будто бы скрипнула рама окна. Но он не придал этому значения — слишком вымотался за день.

***

Утром обнаружилось, что Клод и Себастьян исчезли. Забрали сменные рубашки, плащи и одеяла с кроватей; Хэл, посланный на разведку в деревню, быстро выяснил, что братья не обретаются у многочисленной родни и не отправились к Тэнсонам, с дочкой которых у Клода, оказывается, был «уговор».

Едва запыхавшийся Хэл принес эти новости, Майло, сидевший за кухонным столом, пнул костылем табурет так, что тот отлетел в сторону с отломившейся ножкой.

— Я же говорил! Я так и знал, что это их рук дело! Забрали пласт и слиняли, ворюги проклятые!

Изабелла целый день не появлялась из родительской комнаты, на Поле не было лица. Он прикладывал видимые усилия, чтобы двигаться и что-то делать и, очевидно, не собирался пускаться вдогонку за сыновьями.

Хэл кое-как сжевал пару ложек холодной каши, вышел из дома и побрел куда глаза глядят, не замечая солнечных лучей, ласково целующих его растрепанную макушку. За спиной, в крохотной кухне, которую мама так старательно поддерживала в чистоте, продолжал сквернословить и поливать братьев грязью невыносимый, отвратительный человек, которого — Хэлу пришлось себе в этом признаться — он с каждым днем ненавидел все сильнее.

Клод и Себастьян ушли потому, что их терпение достигло предела. Они не хотели становиться братоубийцами, но и не могли дальше выносить Майло. А если бы остались в деревне, старший ославил бы их на всю округу, всем и каждому рассказывая, что они украли пласт, и, уличенные, ушли из дома.

Клода и Себастьяна любили, а Майло нет, но вода камень точит. Если людям изо дня в день говорить, что такой-то — вор, они никогда не будут доверять этому человеку, даже если нет никаких доказательств его вины.

Хэл хотел рассказать все родителям, хоть как-то облегчить их страдания. Но при мысли о признании и возможных последствиях ему становилось совсем худо. Он был еще слишком юн, чтобы уйти, куда глаза глядят, как братья. Да и что станет с Эдвардом, если он так поступит? А как же родители?

Хэл даже не заметил, что поставил родителей в своем сердце после Эдварда. Трудно было объяснить свои чувства так, чтобы они не показались недостойными даже ему самому. Поэтому он даже не пытался их объяснить. И при всей неприязни к Майло понимал, что его вина не меньше, а может, и больше. У него не хватило смелости сказать, что пласт взял он, и из-за этого братья ушли из дома. Для них, возможно, это и не худший вариант, хотя у Клода осталась в деревне без пяти минут невеста, возможно, и у Себастьяна был кто-то на примете.

А вот что будет с семьей Магуэно — точнее, с тем, что от нее осталось?

Хэл остановился на краю деревни, рассеянно глядя на темно-бурые поля под безмятежным голубым небом; поля, ожидающие, когда придут люди, вспашут их и засеют, чтобы вырастить хлеб. Отец, Клод и Себастьян втроем справлялись с этим без труда, а что будет теперь?

В груди у Хэла стало холодно, как будто зима, вернувшись на миг, коснулась сердца ледяным дыханием.

Только сейчас он начал осознавать, что натворил.