Мы — это наш мозг. От матки до Альцгеймера

Американский детский психиатр Брюс Перри описал сильно запущенного шестилетнего мальчика Юстина, который в младенческом возрасте потерял мать и бабушку и рос у собаковода как домашнее животное. Этот собаковод держал ребенка в собачьей конуре, кормил его и менял пеленки, но почти не разговаривал с ним и никогда не ласкал его и не играл с ним. Оказавшись в больнице, Юстин швырял свои экскременты в медицинских работников и не мог ни говорить, ни ходить. Томография показала, что мозг его был очень мал по размеру, как это бывает у страдающих болезнью Альцгеймера. В стимулирующем окружении приемной семьи он начал развиваться и в 8 лет смог пойти в детский сад. Неизвестно, какова была степень отсталости, сохранившаяся у него в дальнейшем. В XVIII в. французский философ эпохи Просвещения Жан-Жак Руссо (1712–1778) в опубликованной в 1778 году книге «Emile оu de l’education»[14] пытался заставить нас поверить в «благородного дикаря». Ребенок якобы по самой своей природе хорош до всякого воспитания, и его развращает опыт последующей жизни в обществе. Однако опыт в процессе развития не только плох и опасен — он необходим для нормального развития мозга, как это видно из истории Юстина и из хорошо документированного случая с выросшим в лесу ребенком, о благородстве которого говорить не приходится. В 1797 году в лесах Лангедока, на юге Франции, был замечен ребенок, который только спустя три года был пойман охотниками и окрещен Виктором. Тогда Виктору было лет десять. Вероятно, его умышленно оставили в лесу, и он питался плодами и мелкой живностью. Врач Жан Марк Гаспар Итар, по поручению парижского министерства внутренних дел, взял на себя воспитание Виктора и делал подробные записи Несмотря на все старания доктора Итара, Виктор так никогда и не стал полноценным человеком, и единственным словом, которое он научился произносить, было lаn[15]. Интересно, как со всем этим некогда справились Ромул и Рем, вскормленные волчицей.

Рис. 6. Справа — томограмма мозга сильно запущенного трехлетнего ребенка, и для сравнения — томограмма мозга ребенка такого же возраста с нормальным развитием мозга (слева). У запущенного ребенка мозг значительно меньше, с увеличенными желудочками вентрикулами, полостями, черного цвета), по сравнению с мозгом нормально развивавшегося ребенка того же возраста. Кроме того между мозговыми извилинами видны увеличенные пространства из-за сморщивания (атрофии) коры больших полушарий (В. D. Perry, 2002).

Формирование речи ребенка показывает, как окружение программирует некоторые системы мозга и после рождения. Родной язык не зависит от нашего генетического багажа и определяется только окружением, в котором растет ребенок в период, критический для формирования речи. Овладение родным языком не только накладывает явственный отпечаток на развитие мозга, оно является решающим для многостороннего развития в детском возрасте. Фридрих II, император Германии, Италии, Бургундии и Сицилии, в 1211 году захотел узнать язык Бога и думал, что он обнаружится сам собой, если дети не будут слышать никакой человеческой речи. Император повелел воспитывать несколько десятков детей в полном молчании. Но язык Бога так им и не открылся. Дети вообще не смогли говорить и умерли в раннем возрасте. У детей, оставшихся сиротами во время Второй мировой войны и помещенных в приюты с минимальным количеством обслуживающего персонала, у которого не было времени ни на телесный, ни на духовный контакт шансы выжить не превышали 30 %. А у тех, кто остался в живых, наблюдались психические нарушения. Хорошее взаимодействие с окружением не только необходимое условие нормального развития мозга, но, как видно, даже вопрос жизни.