МЫ: Глубинные аспекты романтической любви

В процессе приближения к концу мифа такая вуаль опускается на глаза Тристана. Майя налагает на него заклятие. С этого момента не Изольда вдохновляет его, а Майя держит его в объятиях вечного сна. Ноги Тристана теряют связь с землей; он вздыхает, томится и мечется между Карэ и Корнуэльсом в полубреду и состоянии временного помешательства. Его ничто не трогает, не интересует, за исключением существующего в его воображении образа Изольды. Ее образ им овладел, но уже не служит жизненным интересам и ведет в никуда. Тристан запутался в своей фантазии, которая не привела его во внутренний мир, а отрезала от внешнего мира, а также от его друзей и земной жизни. В свои последние дни он, глухой ко всему происходящему, погружается в грезы Майи, танцуя под губительную музыку, которую только он один и слышит, в пространстве, которое открывается только ему.

Майя - это иллюзия, искажение реальности и даже ее потеря. Легенда о Тристане и Изольде - это история о том, как романтическая любовь погибла от иллюзии. Пробуждаясь от когда-то овладевшей им иллюзии, мужчина вдруг осознает, что женщина, которую он любил, не может и не будет решать его проблемы и делать его счастливым без усилий с его стороны. В свою очередь его жена пробуждается от собственной иллюзии, видя перед собой человека, который совсем не похож на того, за кого выходила замуж. Хуже того, он такой же бесчувственный и безумный, как и другие мужчины. Она видела не мужчину, а только свою иллюзию. Но откуда взялась эта иллюзия?

Многие хинди, как и некоторые христиане, верят в иллюзорность окружающего нас физического мира и в подлинную реальность мира духовного. Многие жители Запада, наоборот, верят в иллюзорность внутреннего мира и в реальность мира физического. Однако ни внутренний мир психики, ни внешний материальный мир не иллюзорны. Иллюзия - это искаженное отношение между внутренним и внешним миром. Мы порождаем иллюзию, накладывая внутренний мир образов - постоянный поток фантазий - на физическую реальность и существующих в ней людей. Мы видим материальный мир через пелену внутренних образов, раскрашенным и искаженным. Апостол Павел сказал: "Мы смутно видим, словно смотрим сквозь стекло".

Материальный мир - истинный и реальный; внутренний мир - тоже. Только при их смешении, при отсутствии возможности жить в символическом внутреннем мире и стремлении увидеть символы в конкретных людях возникает мир иллюзий. Иллюзорный мир - это царство проекций, которые так искажают внутренний и внешний мир, что мы не можем воспринимать их объективно.

Переживая фантазию наступления умиротворения и достижения целостности, мужчина стремится утвердить эту фантазию в качестве собственного успеха в организации внутреннего мира. Но, как правило, он проецирует на женщину образ рая, бессознательно желая, чтобы она отвечала этому образу, воплощая его в повседневной деятельности, и поступала так исключительно ради него. В это время у него рождается иллюзия. Он смотрит "сквозь мутное стекло" и больше не видит реальную жизнь такой, какая она есть, принимая за существующую реальность свое внутреннее переживание. При этом оба мира искажаются и обесцениваются.

Анима превращается в Майю не потому, что с ней происходит что-то неладное, а в результате человеческой деятельности. Вспомним, что анимой мы назвали душу мужчины. Моя душа - не аморфная, сентиментальная субстанция, пригодная лишь для того, чтобы сочинять любовные письма. Моя душа - это моя совершенная часть, обладающая уникальной особенностью: она является психическим органом, порождающим жизнь внутри странной и прекрасной совокупности психических и физических составляющих человеческой личности.

Человеческая душа устроена так, что позволяет видеть и ощущать другую сторону космоса, жить в его многомерности и многообразии. Душа способна делать лишь то, что ей предопределено в соответствии с ее внутренней природой: она может только увлекать нас все дальше и дальше в бесконечность. Наложив ограничения на мир души, мы ничего не добьемся: она по-прежнему будет увлекать нас в бесконечность. Мы вовлекаем душу в личные отношения, а она продолжает тянуть нас к безличному и трансперсональному. Таким образом, Изольда превращается в Майю не потому, что в душе есть изъяны, а потому, что душа так прекрасна и так настойчиво увлекает нас в свою область жизни, которая перекликается с бесконечностью.