Мы и Они. Краткий курс выживания в России

И вот идут, значит, они и попутно вспоминают, что на них сегодня надето: так, крест, крест, крест. Это сколько? Так. Да-да, крест, значит... Так, грудь повыше, животы в себя – православные все-таки. Пока они просто идут – все нормально, вроде бы даже в ногу получается, но как до места доходят, напряги начинаются – Фрадкова-то в детстве креститься никто не учил. Стоит он, напряженный такой, по сторонам глазеет. А тут к нему вдруг мужик в черном женском платье подходит: на голове у мужика какая-то кастрюля, на лице борода, в руке неизвестная штуковина, которая мало того, что на пращу похожа, так еще и дымится так, что издалека за бомбу можно принять. Понимает Фрадков, что могут ему эдакой штуковиной и по мордасам врезать, а значит, делать нужно что-нибудь. Поэтому он на всякий случай озирается по сторонам и видит: народ-то пригибается. Не понятно для чего: то ли чтобы кадило нюхнуть, то ли чтобы подбородок от оцерковленного свинга уберечь. От непонимания ситуации Михаил Ефимович весь напрягается, отчего на его лице располневшего Винни-Пуха появляется подобие меланхоличной улыбки ослика Иа. И делает он судорожное движение правой рукой вверх, очевидно, защищая свой чиновничий лоб. Поставив тем самым первый блок, он понимает, что удар, чем черт не шутит, может прийтись и в челюсть, а поэтому делает движение той же рукой к плечу. Видя, что поп от него еще чего-то ждет, Фрадков на всякий случай совсем закрывается, уходя в пассивную защиту. Но, поняв, что бородатый противник не уходит и деваться некуда, он опять смотрит по сторонам и вдруг с облегчением замечает рядом стоящую здоровую деревяшку с изображением какого-то мужика. Облегченно льнет к ней губами. Все, отмучился!.. Я ему потом много раз говорил, что обычно, когда крестятся, крест завершают. Все-таки надо как-то вот до четвертой стороны дотянуться – люди не поймут. Будешь ходить недокрещенный...

Недавно выхожу я после какого-то мероприятия, а сзади человек такой интересный идет. Знаете, есть люди, по которым сразу видно, они нашли Бога: на теле осанка, на лице прыщи размером с лицо, в глазах все горит. Притом сразу понятно, что Бога нашли именно они и никто другой, и, что самое главное, Бог им ответил взаимностью. Сколько ни объясняй им, что, мол, граждане, родненькие, поймите: если вы каждый день просите о чем-то Господа и говорите с ним, это, наверно, набожность или искомая религиозность. Но, если вам кажется, что он вам отвечает, это уже шизофрения. И вот я иду, а за мной этот человек идет. Я ему говорю: «Превед, красавчег, чаво надобно-с!» А он говорит: «Владимир, у меня к вам один простой вопрос». – «Милости прошу», – говорю. «Верите ли вы в Бога, христианин ли вы?» – выдыхает. С жаром так. Я говорю: «Ничего себе, простой вопрос. Этот вопросик не ко мне». А он мне: «А! Стало быть, не верите». Я говорю: «Почему, верю». «Хотите, – говорит, – поговорить об этом». Что-то не очень, думаю. Не потому, что он как врач-психиатр не состоялся совсем. Просто психоанализ от сумасшедшего не мое.

Помню, веду передачу «К барьеру!». Кучу людей в массовку нагнали, в центре бегаю маленький я. Люди, говорю, внемлите: поднимите руку те, кто считает себя православными. Лес рук! Все православные. Про себя делаю поспешный вывод, что нонче православных ровно столько же, сколько надысь было комсомольцев. А как раз на дворе пост Великий. Я говорю: «Опустите, пожалуйста, руку те из вас, кто постится». Статистика: из двухсот православных постящихся образовалось человек шесть. Я говорю: «Дети мои, а вы вообще как? С верой-то?» А они: «Да мы не знаем! Мы читали, что католики это отстой, а мусульмане – наши враги. Ну и вот». А почему, говорю, католики и мусульмане это плохо? Молчат. Большинство людей не хочет отвечать на подобные вопросы. Они не допускают для себя возможности любить окружающих. Почему-то они забывают о том, что любая вера в Бога это, в первую очередь, умение и понимание. Понимание, что Господь один, и умение прощать окружающим их несовершенство – ради любви к нему. Но ведь когда у нас люди начинают верить в Бога, они параллельно начинают считать, что отныне у них есть монополия на эту веру. Только они верят, это только их. Они к Богу относятся как к любовнице. Это не значит, что они ограждают его от всех остальных. Просто они считают, что только им доступна истинность Его догматов, именно им открылся их тайный смысл. И они не спешат поделиться своим знанием. Напротив, они торопятся искать внешних врагов, чтобы уничтожить их, тем самым доказав свою веру.