Мы играем в пистолеты

Но Кирилл, вместо того, чтобы меня отпустить, лишь ближе притянул, и теперь практически дышал мне в лицо.

— Уйти решила?

— Ты мне не нужен, — прошептала я, и облизала похолодевшие от переживания губы.

Кирилл недоверчиво усмехнулся, сверля меня взглядом.

— Правда? Бросаешь меня?

— Ты мне не нужен. — Казалось, что я задохнусь сейчас, честное слово.

Он поцеловал меня — зло, обжигающе и неудержимо, а когда отпустил, у меня слёзы из глаз брызнули. Кирилл меня от себя отодвинул и поднялся. Я отвернулась от него, на стойку облокотилась, и рот рукой зажала, не желая, чтобы Филин слышал, во что выливается моё горе.

— Решила, так уходи. Избавишь меня от многих проблем.

Я только головой покачала, вытирая слёзы, и проговорила негромко:

— Какой же ты дурак.

Мои слова были прерваны громким стуком захлопнувшейся двери спальни.

Кирилл так и не вышел больше ко мне. Через несколько минут я немного успокоилась, по крайней мере, всхлипывать без конца прекратила и слёзы лить, такси вызвала, но прежде чем уйти, постояла у огромного окна в гостиной, глядя на город в огнях за ним. Не ждала ничего, только прислушивалась, надеясь услышать хоть какой-то шорох из спальни, но так ничего и не дождалась. Напоследок обвела взглядом комнату, мысленно пожелала её хозяину в будущем быть мудрее и терпимее ко всему, что его окружает, а потом ушла. И даже дверью не хлопнула. Я не была зла.

…

После выпитого успокоительного, просыпаться, тем более не по своей воле, было очень трудно. Я перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и застонала, когда одной рукой угодила по подлокотнику своего дивана. Попыталась открыть глаза, но перед ними пелена, а в голове жуткий гул после нескольких часов, которые я прорыдала, и лошадиной дозы пустырника, выпитого с горя. Эта гремучая смесь ещё и не думала выветриваться из моего организма, мне нужно было спать, спать, чтобы проснуться, дай бог, к вечеру следующего дня, и не сойти с ума, снова вступая в реальность. Или уже следующий день? Хотя, для меня сейчас разница небольшая, я не готова возвращаться к жизни.

Но кто-то этого настойчиво требует. Телефон звонит и звонит, где-то совсем рядом, почти у самого уха. Я далеко не сразу поняла, что под подушкой. Нащупала его с огромным трудом, в руку взяла и не сразу сообразила, что с ним делать. Этот гадёныш в руке и вибрировал, и орал уже, заглушая мои последние мысли и ощущения, инстинкт самосохранения подсказывал, бросить противный кусок пластика куда-нибудь, желательно в окошко, но палец привычно нашёл нужную кнопку, и я приложила телефон к уху.

— Да… — прошептала я.

— Ника!

— Боже мой… Не кричи.

— Ника, — мужской голос стал глуше, но отнюдь не спокойнее. К тому же, я его не узнавала.

— Что?

— Ты где?

— Дома… — Я на всякий случай рукой ощупала свою постель. Точно моя. Глаза открыть я пока была не в состоянии. Да и не буду в состоянии ещё долго. Каждая попытка приносила жуткую боль: мало того, что перед глазами жёлтая пелена и их, как иголками колет, так ещё в висках начинало стучать просто нестерпимо. Я пару раз попробовала и зареклась. Только под страхом смертной казни. — Я сплю.

— Отлично. Просыпайся. Филина арестовали.

Я открыла глаза.

Я только халат успела на себя накинуть, а в дверь уже позвонили. Весь сон с меня уже слетел, осталась только головная боль и жуткая усталость. Я в прихожую вышла, кинула быстрый взгляд в зеркало, но даже не рассмотрела себя толком, а когда замки на входной двери отпирала, поняла, что до сих пор судорожно сжимаю в руке телефон. Сунула его в карман халата, дверь распахнула и на Генку посмотрела. Тот не выглядел особо взволнованным или обеспокоенным. Одет в привычный тёмный костюм, даже галстук присутствовал, не смотря на раннее утро. Но сам факт того, что он приехал ко мне, да ещё и позвонил первым, чтобы сообщить плохую новость, не мог меня не насторожить.

— Что случилось? — спросила я, и удивилась тому, как глухо и неприятно прозвучал мой голос.

— Да чёрт его знает. — Гена рукой меня отодвинул, потому что я стояла, на дверь навалившись, и вошёл в квартиру. Быстро огляделся. На меня, всклокоченную и едва одетую, даже не посмотрел. Только когда в комнату прошёл, оставляя после себя грязные следы, правда, нисколько этим не интересуясь, резко спросил: — Вы разругались, что ли?

Я сверлила взглядом его затылок, но тот, кажется, был из гранита, не иначе, потому что Геннадий по-прежнему выглядел спокойным, как памятник.

— Вообще-то, я могла бы сказать, что тебя это не касается. Но ведь по-другому ты своими новостями со мной делиться не станешь, я правильно понимаю?

Гена ко мне повернулся, окинул выразительным взглядом, видно оценил мой измученный вид, и на его лице появилось такое сильное недоумение, словно он всерьёз засомневался, что на меня хоть один мужчина в здравом уме позариться может. Я под его взглядом невольно подняла руку, чтобы ворот халата поправить, но тут же себя одёрнула. Какое мне дело, что этот чурбан обо мне думает?

На его губах мелькнула усмешка, а я в который раз подумала, что особо встревоженным арестом хозяина он не выглядит.