Мы искали друг друга

Неудивительно, что каждое утро Саша, глядя в зеркало, видела там одну и ту же печальную картину: бледное измученное лицо, серые тени вокруг глаз, на голове — воронье гнездо. Как могла, старалась привести себя в порядок. Ждала кого то? Пожалуй… хотя и не признавалась, даже самой себе.

Не напрасно ждала. Макс пришел.

Спросил разрешения войти. Как-то неуверенно поздоровался, спросил о самочувствии. Заметно было, что смущается, не знает, как общаться с молодой женщиной, только-только пережившей гибель мужа и потерю ребенка. Двусмысленная ситуация. Она вдова, он… не понятно кто: хахаль — не хахаль, так, не пришей рукав жилетке. А тут еще соседка-старуха — и не поговоришь нормально.

Макс замялся, не решаясь присесть, поставил на тумбочку гостинцы: бутылочку с темно-бардовым соком барбариса, другую, такую же, но ярко-оранжевую, с облепиховым соком.

— Вот. Витамины, — сказал Макс, и пояснил, — Сам собирал.

Зачем ему понадобилось это вранье, — на самом деле барбарис с облепихой ему пожертвовали женщины из их партии, — Макс не смог бы объяснить толком. С языка сорвалось.

Саша сдержано поблагодарила. Она тоже была в замешательстве. Соседство Полины Андреевны ее не смущало: старуха все равно не обращает никакого внимания на приходящих к Саше, по крайней мере, делает вид, что не слушает их разговоры. И, все-таки, не по себе ей было: оказалась неготовой к этому свиданию.

Пауза затянулась.

— Я пойду… Выздоравливай, — стал прощаться Макс.

Саша кивнула. Макс улыбнулся, виновато, пошел к двери.

— Максим, подожди.

Он вернулся.

— Хорошо, что ты пришел…

Она протянула руку, Макс осторожно сжал ее ладонь. Сердце гулко бухало в груди, и его стуку вторило биение другого сердца.

— Как хорошо, что ты пришел, — повторила Саша.

6

Бронислава Вячеславовна ни разу не навестила Сашу в больнице. Но вовсе не от нежелания видеть невестку, ставшую вдовой. Сашина свекровь (теперь уже бывшая) сильно сдала. Гибель сына, последнего по-настоящему родного человека, надломила несгибаемую женщину.

Прикроватный столик в спальне Брониславы Вечаславовны превратился в маленький филиал аптеки. Одних только сердечных препаратов и средств от давления насчитывалось не менее дюжины. Доковылять до кухни стало для Брониславы Вячеславовны проблемой, приходилось держаться за стену и делать остановки. Частыми гостями в доме сделались врачи неотложки.

Именно таким Александра, выписавшись из больницы, увидела дом Ярошевских и его хозяйку. Удручающую картину являло собой это разоренное гнездо. Еще более печальное зрелище представляла хранительница ныне погасшего очага, некогда властная аристократка, а теперь просто немощная старуха в донельзя запущенной квартире. Жалким выглядел и попугай Коко (он же Давлят), едва не погибший от истощения: хозяйка постоянно забывала его кормить. Давлят сидел в клетке нахохлившись, время от времени принимался долбить клювом прутья, ругался на своем птичьем языке (разговаривать по-человечьи он так и не выучился).

Саша еще в больнице решила, что вернется домой к родителям. С Брониславой Вячеславовной они теперь вроде как чужие. Да и у папы с мамой ей, ясное дело, лучше всего. Вот только… будет ли это честным по отношению к свекрови, хоть и бывшей? Саша решила: поговорит с Брониславой Вечаславовной, попробует объяснить, мол, ничего личного, никаких обид не имеет… А может, Ярошевская сама укажет ей на дверь. Тогда и объяснять ничего не придется.

С такими мыслями Саша появилась на пороге дома, не успевшего стать ей родным. Вошла — и ужаснулась. Боже ты мой, неужели это тот самый дом!? Как, оказывается, можно запустить свое жилище.

А Бронислава Вячеславовна, увидев невестку, просто расплакалась, чего раньше не позволяла себе никогда. Саша кинулась утешать старушку, и тоже разревелась. Так и рыдали они, обнявшись, две женщины: молодая вдова, и мать, потерявшая последнего сына.

Саша поняла, что не сможет уйти, оставить убитую горем женщину одну. Она принялась наводить порядок в доме, все мыть, чистить, раскладывать по местам. Устала страшно, — еще не совсем оправилась после болезни, — зато квартира была приведена в божеский вид.

Прошло больше месяца после выписки, а Саша все еще находилась на больничном. Врач в поликлинике каждый раз продляла ей бюллетень. Саша и рада была. Ей совсем не хотелось показываться на людях, слушать болтовню и пересуды дамочек из их геолпартии, где теперь и начальник новый. Она вообще подумывала подыскать другое место. Может, вообще, не связанную с геологией работу найти.

Свекровь сделалась беспомощной, как трехлетний ребенок. Только что на ручки не просилась. Зато постоянно упрашивала:

— Почитай мне, Саша.

Невестка, если не было срочных дел, брала со стеллажа томик стихов, садилась на диван рядом со свекровью, и начинала читать. Пастернака, Бальмонта, Гумилева.

«Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе…»

Грустная музыка стихов завораживала. Уходила ноющая душевная боль, сменяясь тихой светлой печалью.

Какие-то глубинные струны в душе молодой женщины трогали, будто бы про нее написанные строки: