Мы из блюза

— Благодарю вас, — чуть покраснев, ответила она. — А вы какую музыку играете? Покажете?

— Отчего б не показать. Но скажите, можно ли воспользоваться вашей гитарой?

— Конечно, можно. Только на ней редко кто играет, и она давно расстроена.

— Ну, если беда только в этом, то её-то мы поправим быстро. — Я снял гитару со стены и бегло осмотрел. Вроде, все нормально, играть можно. — Надя, будьте так любезны, возьмите ноту «ми» второй октавы…

Джимми, Джонни — мужики, кайф-то какой! Аааааа! Всё во мне запело, едва я взял первые аккорды. Пару минут просто играл, наслаждаясь каждой нотой, пока не спохватился, что гостеприимная хозяйка, наверное, ожидает от меня песню. Сейчас всё будет! — и в ритме блюза я заиграл всё того же Александра Николаевича:

Где вы теперь? Кто вам целует пальцы?
Куда ушёл ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца,
А, может быть, с малайцем вы ушли?
Я помню, вы тогда на съёмочной площадке
В конце такого непростого дня
Прилюдно подарили мне свою перчатку,
И тем сгубили навсегда меня.
За вами плёлся я чуть зримой тенью,
Мечтая вымолить хоть капельку любви.
Смеялись вы тогда, и скоро Провиденью
Угодно стало, чтоб исчезли вы.
В последний раз я видел вас так близко —
В пролёты улиц вас умчал авто.
Мне снилось, что теперь в притонах Сан-Франциско
Лиловый негр вам подаёт манто…[5]

— Божечки, какая прелесть! — захлопала Надя в ладошки. — И играете вы так необычно, но очень завораживающе. Но откуда взялись еще два куплета?

— Очень просто. Сидели мы как-то с моим добрым другом, пели эту песню и сожалели, что она коротка и не видно страданий героя. Решили исправить. Мой друг в полчаса сочинил два куплета, и песня стала слегка поподробнее. — Между прочим, я сказал Наде чистую правду. Умолчав, единственно, о том, что всё это происходило сто лет тому вперёд.

— Изумительно, — покачала головой девушка. — А ещё? Прошу вас, играйте же ещё!

И я сыграл ещё. «Полонез» Чижа вызвал бурный восторг, «Город золотой» Надин забраковала, вынеся вердикт, что гнилой поповщиной отдаёт. А вот «Снаружи всех измерений» Летова возымела нешуточный успех, и пришлось рассказывать, что это мой знакомый футурист из Омска. Под занавес рискнул сыграть сочиненную с тем же другом песню:

Эй, подруга, не дури! Мы же съели центнер соли,
и шептали «раз, два, три», вальс танцуя ночью в поле…
Ты, давай, не уходи: всё равно твой путь по кругу,
и магнитом, что в груди, нас опять прижмёт друг к другу…

Эй, родная, чёрт возьми, мы с тобой — одна монета.
Наша песня, ты пойми, до конца еще не спета.
Я заполню всю Москву шалашами и мостами,
и насыплю вновь листву, чтоб шуршала под ногами…

Мы с тобой — как два крыла высоко летящей птицы.
Мы — та сказка, что могла даже Гофману присниться.
Я узнал тебя тогда не по модным по обновам,
а по маленьким шагам в такт чуть слышной босса-новы…[6]

— А что такое «босса-нова»? — спросила Надя.

— Стиль такой музыкальный, в Бразилии появился, — тут же ответил я, опять забыв уточнить, что возникнет он только через полвека.

— Как же это всё свежо! Как же это всё прекрасно! А вы же напишете мне ноты, правда же?

— Обязательно напишу. Но в награду потребую… — я сделал драматическую паузу, но, видимо, в моём взгляде что-то такое распутинское было: на лице Нади стали появляться тени нехороших мыслей. — …потребую чашку чаю!

— Ох, простите меня, ради Бога, — схватилась Надя за голову. — Совершенно забыла об элементарном гостеприимстве!

— Не беда. Давайте нотную бумагу и карандаш, я вам основу песен накидаю и тексты, а остальную аранжировку для пианино сделаете уже сама. Вы умница, у вас непременно получится хорошо.