Мы из ЧК

Спустя, быть может, месяц или больше, сотрудники милиции Южноморска установили, что молодой гомеопат никакого отношения к медицине не имеет — обыкновенный аферист и жулик! При аресте у него отобрали мой пистолет.

Этот нелепый случай сразил Анну Ивановну: обострился процесс, открылось горловое кровотечение. В забытьи она твердила:

— Он новейшими средствами лечил… По самому хорошему методу… Научно… Как же так? Зря, наверное, на человека… Прости меня, глупую… Поедем отсюда! В Днепропетровск…

Теща тоже настаивала на возвращении в родные места. Климат сырой, ветры морские — все не для нашей Нюси.

Мы до этого надеялись получить помощь от знаменитостей — в Южноморске тогда работали лучшие в стране медики, занятые проблемой туберкулеза. Профессор предложил хирургическое вмешательство, но Анна Ивановна не решилась на операцию. И тут злосчастный гомеопат…

— Повезем Нюсю к родным берегам Днепра! — просила теща, но мне нужно было получить разрешение на переезд.

Как-то летним вечером в прихожей нерешительно звякнул звонок. Открываю дверь. На лестничной площадке стоит высокий мужчина в сером коверкотовом костюме и желтых «джимми» — полуботинках с усеченными носками. Велюровая шляпа в руке. В тусклом свете я сперва не признал гостя.

— Позволите войти? — Голос удивительно знакомый. И нос вздернутый. И отметина на щеке.

— Павел! — вырвалось у меня. Я схватил его за руку.

— Не один я, Володя.

Из-за спины Бочарова выступила маленькая женщина в белом берете и строгом темном костюме. Я отстранился:

— Прошу в дом. Ну что же вы стоите?..

Павел Ипатьевич представил меня своей жене Марине.

Анна Ивановна не смогла сразу подняться и с болезненной улыбкой встретила гостей:

— Очень и очень рады… Столько не виделись… Павел, Павел… А я вот…

— Ничего, Нюся! Все образуется. — Павел Ипатьевич присел на краешек кровати, взял руки Анны Ивановны. — Мы с тобою еще попляшем. Помнишь, как на вашей свадьбе?.. Чуть не отбил я тебя у Володи. Ты, главное, крепись! Тебе плохо, а ты тверди — хорошо! Черт возьми, мне хорошо!

Анна Ивановна всхлипнула:

— Эх, Паша, золотая твоя душа… Сколько же в тебе доброты…

Марина понимающими глазами смотрела на мою жену и успокаивала ее, как умела.

— Ты, Аня, слушайся ее — врач! — сказал Павел Ипатьевич.

Возбужденная нежданным приездом старинного друга, Анна Ивановна поднялась с кровати. Мы ее усадили за стол, обложили подушками. Румянец пылал на ее исхудалом лице Большие глаза лихорадочно блестели.

В большом свете люстры я снова и снова любовался Бочаровым. Он был похож на дипломата в своей элегантной одежде. Говорил веско, подчеркивая слова редкими скупыми жестами. В уме яркой зарницей вспыхнуло видение: далекий холодный Егорьевск. Мы с Пашкой организуем комсомол. И танцы, разрешенные нами скрепя сердце. И поход комсомольцев против галстуков, пудры, рукопожатий и духов…

Марина была очень подвижная, энергичная, смеялась заразительно. Ей было, наверное, не больше двадцати. И в сравнении с Павлом Ипатьевичем, мужественным, строгим, она выглядела девочкой-школьницей. Она наклонилась к Анне Ивановне:

— Извините, неловко, что я так громко смеюсь… Такая уж я!

— Ну, что вы! — Анна Ивановна на виду веселых здоровых гостей как-то приободрилась.

— Вот приехал к вам в санаторий. И Маринку с собою. Мы с ней две недели как вышли из загса.

Павел Ипатьевич привлек к себе жену. Она стеснительно зарделась.

Анна Ивановна тихонько посмеивалась и задумчиво смотрела на счастливых молодоженов.

Теща быстро собрала на стол. Молодых — на первый план!

— За жизнь, друзья! — Павел Ипатьевич поднял бокал с вином.

— Горько! — вдруг крикнула моя теща.

Павел Ипатьевич смутился. На щеке еще ярче зарозовела вмятина, полученная когда-то в Сибири. Он поцеловал Марину в губы.

— Будьте счастливы! — тихо сказала Анна Ивановна, пригубив рюмку с кагором.

От второй рюмки Павел Ипатьевич отказался:

— Почки!

Я пить тоже не мог: сердце шалило!

— Ну и мужчины пошли! — со смехом сказала Марина и лихо выпила вторую рюмку вина. — Пусть мне хуже будет!

Потом увела Анну Ивановну в спальню. А мы с другом уединились за шахматной доской в углу под фикусами.

— Научился?.. — спросил Павел Ипатьевич, расставляя фигуры на доске. — Не забыл, как Васильев искал шахов и матов?.. Где он теперь?

— Командует колонией детской под Харьковом. Рабочий класс воспитывает.

Гость со смешком спросил:

— Ну, кипяток, все бушуешь?.. Уже залысины и складки на лбу. Светлана, небось, невеста?..

— В пионерском лагере.

— Как работается?

Я рассказал ему про случай с гомеопатом. Бочаров, посмеиваясь, поддел:

— Старого воробья, значит, провели!

— А в столице процесс за процессом. Вы там всех сделаете врагами народа. — Я заговорил о наболевшем. Люди удивлялись и ахали: столько вредителей и антисоветчиков открыто! Многие не верили сообщениям газет. Да я и сам узнавал об арестах людей, которых знал с детства как преданных борцов за народное дело.

— Может, их допрашивали с пристрастием, Павел? Они оговорили себя? Ну, не верится: такие люди, и на тебе — враги!