Мы из губрозыска

— Скажешь тоже! Там же черным по белому все расписано, кого и куда послать. А у меня самого теперь дыра в штатном расписании! Рожнова убили, тебя в город затребовали! Где я вам замену найду?!

Павловцев чуть не рвал на себе волосы, и его можно было понять.

До осени 1919-го проблем с набором в милицию не было. Сотрудников не призывали на службу в Красную армию, люди шли в органы внутренних дел с охотой. Вскоре ситуация изменилась. В октябре девятнадцатого года почти треть губернских милиционеров направилась на фронт. Вернулись далеко не все. В итоге начался кадровый голод, сотрудникам пришлось работать за себя и того парня. Даже высокая безработица не сделала службу в милиции привлекательней. Туда шли те, кто искренне желал искоренить преступность и те, кого направили партийные и комсомольские ячейки.

К сожалению, хватало и любителей половить рыбку в мутной воде, но с ними боролись самым жесточайшим образом. Совсем недавно по рядам милиции прокатилась большая чистка, много грязных на руку сотрудников оказалось на тюремных нарах, а кое-кто пошел и по расстрельной статье.

Павловцев был человеком исполнительным, потому вскоре успокоился, его мысли потекли в деловом направлении.

— Ладно. Ничего не попишешь. На сегодня я тебя от службы освобождаю. Ступай домой и готовься.

— Спасибо, Егорыч! Я тогда побежал…

«И обязанности были простыми и понятными: следить за порядком, ловить самогонщиков и конокрадов».

— Давай! Жаль расставаться с тобой! — признался Павловцев. — Чует сердце, навсегда тебя забирают. Уж не знаю, свидимся ли еще…

— Свидимся, — засмеялся Елисеев. — Что за похоронные настроения, товарищ начальник! Ты меня будто на тот свет провожаешь!

— Для меня разницы никакой. Если там не устроишься, возвертайся смело. Я тебя с огромной радостью назад приму, — пообещал Павловцев.

— Когда выезжать, Егорыч?

— Написано ж, «в срочном порядке». Завтра отправляйся, чего кота за усы тянуть! Я сейчас все бумаги выправлю.

— Понял, Егорыч! Спасибо тебе! Приходи вечером ко мне, отвальную буду устраивать, — пригласил Елисеев.

— Обязательно приду. Не каждый день лучшего сотрудника провожаю. Заодно документы принесу.

Вечером хозяйка, в чьей избе квартировал Петр, приготовила скромное угощение. Народу пришло немного: служба в милиции не располагала к большим знакомствам, тем более к дружбе. Только свои, близкие, с кем съел не один пуд соли, кому доверял спину.

Посидели, поговорили, выпили чуток, закусили. Ближе к полуночи разошлись. Это Елисееву с утра на службу не надо, а оставшимся товарищам теперь тянуть лямку и за него и за погибшего Рожнова.

Как всегда, Петр только чуток пригубил из налитой стопки и больше к ней не прикладывался. Не любил он пьяное дело, насмотрелся на всякое. Видел, как водка губит хороших людей и не желал себе такой участи.

Думал, что не заснет, проворочается всю ночь в кровати, однако нет, сон сморил здоровый молодой организм сразу, стоило только опустить голову на мягкую, набитую перьями и пухом, подушку. Спал крепко.

Встал на рассвете, с петухами, полный сил. Позавтракал, простился с хозяйкой и пошагал на тот самый перрон, у которого брал вместе с Колычевым Чеснока.

По пути встретил парочку знакомых. Весть, что «старшой милиционьер» уезжает вроде как на повышение в большой город, уже разлетелась по округе. Каждый встречный норовил пожать руку Петру, пожелать удачи. А кое-кто, из тех, кому милицейская натура Елисеева не давала спуска, откровенно радовался. Видел Петр спрятанные в густых бородах насмешки, слышал облегченные вздохи. Что поделать, он не мятный пряник, чтобы всем нравиться. Особенно таким, кто на руку не чист или вредит советской власти.

По пути стал думать нахлынувшую думку. Как встретит его город? Какой будет служба на новом месте? То, что непростой, так это к бабке не ходи. Взять к примеру Чеснока — и ведь это еще не самый отъявленный злодей. Хватает деятелей более серьезных и опасных. Колычев такого понарасказывал, кровь в жилах стынет.

Трудностей Елисеев не боялся, как и смерти. К этому вопросу он относился с философским спокойствием: что неизбежно, то неизбежно. Глупо на рожон переть, конечно, но куда глупее постоянно трястись от страха. Этому его на фронте научили.

Когда вернулся, долго не мог привыкнуть к тишине. Ждал близкого разрыва снаряда, разбрасывающего комья земли, вжиканья роя пуль и приказа идти в штыковую атаку. Не верилось, что все позади, что уберегла судьба от гибели в окопах. Из всех ранений — только легкая контузия. Голова тогда с месяц поболела, потом вроде прошло без последствий.

Вот и полустанок. У избы-пятистенка, служившей чем-то вроде вокзала, толпился народ. Тут тебе и встречающие, и провожающие, и те, кто в губернскую столицу по делам едет. Люди собрались заранее. Поезда часто ходили без всякого расписания. Тот же курьерский мог прийти часа на два-три раньше или позже. А во сколько прибудет к месту назначения, никому не ведомо.