Мы из Конторы

— Вы что, так вас растак, не бережете казенное обмундирование!.. Чего вы их за носок-то тянете?!. Вы что, не видели, как бабы колготки надевают и снимают?

— Не-а, — краснея признавались курсанты.

— Ну вы даете! — жалел курсантов инструктор. — Дай сюда.

И сев, начинал натягивать на свою сорок пятого размера ножищу колготки. Да так натягивал, любовно расправляя и разглаживая тонкую, шелковистую ткань, поводя носком то вправо то влево, что у курсантов дух захватывало и рождались неверные, далекие от службы мысли.

Инструктор натягивал колготки, вставал, игриво поводя коленкой, изгибаясь всем телом и подпрыгивая, подтягивал их повыше и прохаживался туда-сюда, вихляя бедрами.

— Теперь ясно?

— Так точно! — рявкали все, дружно сглотнув слюну.

— Вопросы есть?

— Так точно!

— Задавайте.

— А зачем нам уметь надевать колготки?

— Затем, дурья твоя башка, что, когда ты будешь использовать женскую униформу, тебе придется одевать ее и снимать, как бабам, чтобы она сидела на тебе, как на бабе, и в тебе не опознали мужика.

— Тогда разрешите еще вопрос?

— Ну?

— А зачем наряжаться женщинами?

Инструктор почесал в затылке. Он три курса выпустил, хоть сам точно не знал, зачем. Хотя догадывался.

— Затем, чтобы, к примеру, уйти от погони, или, наоборот, за кем-нибудь проследить, или проникнуть в охраняемый вражеский штаб, потому что девке проникнуть в штаб проще, чем пацану. Ясно?

— А зачем нам проникать в штаб?

— Это не вашего ума дело! Время придет, скажут зачем — может, взорвать его к чертовой матери, может, выведать чего.

— А когда время придет?

На что инструктор только вздыхал и закатывал глаза:

— Когда, когда… Когда война будет, не приведи того господи, и вас за линию фронта зашлют… Вот там-то все это вам, сынки, и пригодится…

А ну, кончай разговорчики!..

Колготки… На… деть!..

Раз-два!

Да куда ж вы так спешите-то, как по тревоге?.. Какие сорок пять секунд? Вы видели, чтобы дамы за сорок пять секунд одевались или раздевались?.. Отставить сорок пять секунд — даю вводную на пятнадцать минут!

Слушай мою команду-у!.. Обмундирование надеть!

Время пошло-о!..

Прав был инструктор — сто раз прав. Не вжившись в одежду, нельзя ее носить — лишь заметней оттого будешь. Напялишь на себя морские клеши с тельником и бушлатом да пойдешь ровненько, тут-то тебя, миленького, и расшифруют. Потому как матросики носят форму иначе — вразвалочку, ногами в стороны разъезжаясь, будто по качающейся палубе идут! И по той походочке настоящего моряка можно хоть в «гражданке» опознать!

В том-то все и дело!

Как те, подле стойки, иностранцы свою одежду носили?

Как ходили?

Как стояли?

Как смотрели?

Как слушали?..

Как садились?..

Вот так… Или так?.. Нет, скорее так…

Свободно и чуть небрежно, без опаски чего-нибудь там помять, или порвать, или испортить, без оглядки на то, кто что видит и что может о них подумать… Расслабленно…

Вот в чем суть! Не носят они одежду… на себе — как мы. Просто одеваются, функционально, так, как им удобно… И идут — как вздумается. У нас — не так. У нас одежду именно НОСЯТ. В России она видовой признак — принадлежности к тому или иному классу, символ достатка, атрибут самовыражения, а кое у кого просто фетиш.

На Западе — просто одежда.

Отсюда и надо плясать.

Надо забыть об одежде, о том, как она сидит, и о себе в ней и просто двигаться, так, как удобно. Как удобно в данное конкретное мгновение. Вот так… Или так… Или так…

Ну, что-то появилось?.. Кажется, да. Тот самый западный шарм…

Из кабинки вышел уже совсем иной, не тот, что туда входил, человек. Вышел более-менее западный среднестатистический мужчина и тоже весь из себя незаметный — среднего возраста, роста, положения, достатка. Свой — среди своих.

Он еще побродил по аэропорту, потолкался в толпе таких же, как он, западных пассажиров, приглядываясь к ним и копируя их, и никто на него уже не обращал никакого внимания.

Вот теперь можно отправляться в дорогу.

Куда?..

В пункт назначения.

Глава 11

Полковник Городец, ныне полноправный гражданин Германии с новой фамилией Baumgartman и старым, привычным ему именем Alexandro, стоя на коленях, возил тряпкой по мраморному полу, вздыхая и тихо матерясь, мыл подъезд. Общий.

А все чертовы немецкие порядки, согласно которым и вывешенному на стене графику квартиросъемщики принуждены драить места общего пользования. Да не просто так, не для проформы, а как следует, с порошком. Вот он и драит, возя тряпкой по ступеням. Конечно, он мог кого-нибудь вместо себя нанять, но труд в Германии недешев. Ладно, как-нибудь сам, опыт есть — он, будучи курсантом, гектары казарменных полов выдраил.

Одна радость, что в Германии на улицах нет такой непролазной грязи, как в России, — все здесь закатано в асфальт и выложено плиткой. И даже там, где проглядывает грунт, — все равно чисто, потому что земля та все больше песочек, сквозь который вода уходит без задержки, как сквозь сито.