Мы из Коршуна

Внимательность хозяина удивила гостей, а Ваня был так тронут, что подумал: «Среди них тоже есть люди с сердцем».

– Синьор Марчеллини, – ответил Ваня, – я знаю только то, что мой отец был здесь в концлагере, потом бежал и боролся с гитлеровцами в итальянском партизанском отряде. Отца своего я не помню. Мне действительно очень хотелось бы что-нибудь узнать о нем…

Марчеллини о чем-то оживленно заговорил с Роберта Аоста.

– Синьор Марчеллини предлагает вам, – сказала Минна, – поехать в Рим. Тем временем будут наведены некоторые справки по поводу концлагерей и партизанских отрядов. Тогда выяснится, куда нужно будет поехать еще.

– Спасибо! Большое спасибо! – горячо отозвался Ваня.

И Сибирцевы от души поблагодарили хозяина.

– Синьор Сибирцев передавал мне, – обратился Марчеллини к Саше, – что вы, синьорина Александра, имеете большие данные и собираетесь быть актрисой?

Саша вспыхнула, опустила глаза.

– Я действительно хотела бы стать актрисой, только я не знаю, есть ли у меня способности к этому…

Режиссеру понравился ответ Саши.

– Русские люди удивительно скромны, – сказал он.

После ужина все перешли в гостиную.

Веру заинтересовали картины, которыми были увешаны стены. Аоста пригласил Минну и любезно повел Веру вдоль стен комнаты, объясняя сюжеты картин, кто писал их и когда жили эти художники. К ним присоединились остальные. Только Рамоло Марчеллини, о чем-то думая, рассеянно следил взглядом за гостями и, когда те закончили осмотр картин, с готовностью предложил пройти в соседнюю комнату, где тоже висели картины. Но Федор Алексеевич поблагодарил хозяина за любезность, сказал, что пора покидать этот гостеприимный дом.

На катере, в сопровождении Минны, русских доставили в гостиницу. Идти в номера не хотелось, решили погулять по площади Святого Марка. Компания поравнялась с тем магазином, где Елена Николаевна покупала очки.

Несмотря на поздний час, магазин еще не закрыли и через освещенную оконную витрину видно было, как, склонившись над ящиком, разбирал стекла для очков «наемный мальчик».

Через день сибиряки покидали Венецию. Их путь лежал в Рим. Все стояли в узком коридоре вагона, провожая взглядом уплывающую надпись «Санта Лючия» и тающий во мраке город.

Всю дорогу поезд летел с сумасшедшей быстротой. Пассажиров бросало из стороны в сторону.

Утром девушек разбудил стук в дверь и приглушенный голос Вани:

– Девчата, скорей к окну! Пинии!

Поезд мчался мимо живописных холмов. Земля, там, где ее не покрывала выжженная солнцем трава, была необычайно черная. На холмах одиноко стояли деревья, почти такие же могучие, как кедры, с такими же высокими, прямыми стволами, только их темно-зеленые пушистые хвойные шапки были круглые, ровные, точно подстриженные.

– Пинии! – в голос воскликнули девушки, вспоминая эти деревья по книгам.

– А какие холмы! Какие пади! Какие пинии! – восторгалась Саша. – Нет, ты посмотри, посмотри, Вера, какая прелесть!

Наконец поезд замедлил ход и остановился.

– Рома, – по-итальянски сказала Минна. – Рим, – перевела она по-русски.

Не торопясь вышли из вагона. И первое, что почувствовали, – теплый, душноватый утренний воздух.

– Вчера в Риме было сорок, – заметила Минна.

– Сибиряков этим не удивите, – улыбнулась Елена Николаевна. – У нас летом тоже очень жарко.

Остановились в гостинице «Виктория». Отдыхать не хотелось, но у Елены Николаевны разболелась голова, а Минна ждала телефонного разговора с Венецией. Прогулку по Риму отложили до вечера.

Федор Алексеевич уступил настойчивым просьбам своих учеников и отпустил их погулять. Бродили возле длинного, не очень высокого здания гостиницы: здесь была густая тень и жара не чувствовалась. Толстый швейцар несколько раз с приветливой улыбкой что-то объяснял, но они не поняли. Ваня вытащил из кармана русско-итальянский разговорник, но и после этого беседа не получилась.

Около гостиницы стоял изящный черный автомобиль с открытым капотом. Шофер – мужчина средних лет, в синем берете – копался в моторе, то и дело прислушиваясь к разговору русских.

Вот он закончил работу, вытер руки, закрыл капот, с веселой улыбкой дождался, когда молодежь поравнялась с ним, и спросил на плохом русском языке:

– Русские? Я немного знал говорить русски.

– А вы кто? – спросил Ваня.

– Француз.

– Это ваш автомобиль?

– Нет, хозяин.

Француз вынул пачку сигарет и протянул Ване.

– Я не курю.

– Сувенир.

Ваня взял сигареты и поблагодарил. Он смущенно пошарил в кармане, там ничего не оказалось. Отдарить было нечем. Вера достала из сумочки рубль и протянула французу.

– Русские деньги, – сказала она.

– Русски деньги, – повторил шофер и, вдруг оглянувшись на двери гостиницы, поспешно и немного растерянно сунул рубль в нагрудный карман.