Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

– Извольте, суть этой теории в том, что если в доме кто-то разбил окно и никакой реакции не последовало, то скоро все окна будут разбиты. По этой теории, если кто-то разбил стекло в доме и никто не вставил новое, то вскоре ни одного целого окна в этом доме не останется, а потом начнется ярое мародерство. Явные проявления беспорядка и несоблюдения людьми норм поведения провоцируют окружающих тоже забыть об этих правилах. Начинается цепная реакция, превращающая нормальный городской район в гарлемское гетто, где людям на улицу страшно выйти. Да вы и сами замечали, наверное. Вот стоит давным-давно припаркованная машина, покрывается пылью, но никто ее не трогает. Однако стоит только кому-нибудь разбить боковое окошко, и очень скоро машина будет искалечена полностью. Доводилось видеть?

– Конечно. Но каким боком это относится к нашей беседе?

– Это полностью относится к нашей беседе. Дело в том, что многочисленные эксперименты показали: все люди делятся на три неравные группы. Одни всегда и обязательно будут нарушать правила. В зависимости от жестокости наказания за нарушение правил эта группа составляет от десяти процентов до двадцати пяти процентов всей популяции. Другая группа – практически никогда правила не нарушает. Что любопытно, их столько же – от десяти процентов до двадцати пяти процентов. И наконец, третья группа, самая многочисленная – могут примыкать как к нарушающим, так и к праведникам. Все зависит от установки. Не мешают воровать – будут воровать все. Кроме тех, кто не нарушает правила принципиально. Запрещено воровать – будут воровать именно те, для которых закон не писан. Причем если их как следует запугать, останется только десять процентов неисправимых. Не пугать – будет двадцать пять процентов. Разумеется, это средние цифры, на деле все сложнее, но суть выражает, – задумчиво произносит Бурш и тут же, резко, как атакующий крокодил, окликает мальчишек, проходящих мимо. Спрашивает командным голосом, почему они не дождались сантранспорта и не проводили его к нам.

А, точно, это же те самые мальчуганы, которые нас совсем недавно напрягли на упокоение двадцатилетней «тетки». Они удивлены выпадом и наперебой оправдываются, что как раз дождались и все показали и рассказали. Только водитель был поддавший, от него пивом шибало, наверное, потому и приехал поздно.

Выслушав все это, коллега благодарит пацанят за службу и снимает претензии, опять превращаясь из атаковавшего крокодила в притопленное среди ряски бревнышко.

– Ну не спешили мортусы. Свинособаки этакие.

– Бывает, – откликается Бурш и закусывает сосиской глоток пива.

– А мне в связи с упомянутой теорией вспомнился спор, который был аккурат перед Бедой. Я даже в нем поучаствовал в меру своих сил и разумения. Вы в курсе, что у вершины Эвереста валяется около двухсот трупов альпинистов? Те невезучие, у которых кончился кислород или силы или подвело снаряжение?

– Что, прямо так и валяются?

– Ну да, я сам ошалел, когда фото увидел. Причем там же гниение не идет практически, они хорошо проморожены, воздух разрежен, кислорода в нем втрое меньше, потому отлично сохраняются, особенно близко от вершины. Нет, конечно, там снежком их шкурит. Те, которые давно валяются да на открытом месте, отшлифованы до костей, где одеждой не прикрыты. Еще больше ошалел, когда убедился в пикантном нюансе. Даже на такой высоте и в таких условиях есть мародерство. Например, некий покойный канадец вроде известен у восходящих как «мистер смешные ботинки» – у него дешевка на ногах, самые непрестижные лапти из предлагаемого альпинистского снаряжения. А на паре снимков, других мертвецов ботиночки-то отсутствуют. Так вот, собственно, разговор крутился вокруг того момента, что там настолько нечеловеческие условия, что на помощь кому-то другому сил нет. И потому, дескать, там правила поведения совсем другие, не то что на равнине. Дескать, какая мораль может быть на восьми тысячах метров? Ровно никакой морали. И потому это совершенно нормально, когда группа проходит мимо умирающего, фотографирует его, спрашивает фамилию и идет дальше к вершине.

– Надо полагать, что там в том или ином виде присутствуют деньги? Притом большие?

– В точку! Восхождение стоило от тридцати до семидесяти тыщ евров. И вытанцовывается простая ситуация: человек платит кучу бабла, чтоб потом понтоваться, а если будет оказывать помощь каким-то недотепам, то деньги на ветер. Ну и какое кому дело, что кто-то загибается?

– Каждый сам за себя, один Бог за всех! Так это необязательно только на такой высоте. Вполне себе поговорка уровня моря.