Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

От кучки инженеров, которые контролируют самолетик, доносятся обрывки фраз: «московская пробка на Садовой… на Пантелеймоновском мосту грузовик раком стоит… нет, там не проехать… Второй Садовый мост – чисто, у Адамини с десяток стоячих…»

Понимаю, что самолет делает достаточно широкий облет местности, а вертолетик более прицельно болтается над самим полем. Доносится лязг и грохот. Сначала не понимаю, что это. Потом в просвет между блоками гранита вижу реанимированный БАТ – архаично выглядящее гусеничное чудовище, которое сейчас пробивает дорогу среди брошенных машин по набережной Лебяжьей канавки – неглубокого и неширокого канала, который отделяет от нас Летний сад. Ясно, ломится БАТ на Пантелеймоновский мост. Все пока идет по плану – мы высадились в центре Марсова поля. Теперь, значится, другие блок-группы занимают мосты, а их тут куча, и перекрывают на них возможный доступ мертвякам. Прачечный мост уже заблокировали, потому что на Пантелеймоновский и оба Садовых моста сразу после него должны были выдвигаться.

– У дома Адамини морф. Внимание, пошел к Трехколенному мосту!

Странно, я такие названия впервые слышу. С другой стороны, мне-то пофиг всю жизнь было, какой мост тут как называется, а вот корректировщикам точность важнее, чем королям. Так-то все просто было, когда на карте смотрели перед операцией. Все эти достопримечательности расположены на Первом Адмиралтейском острове. Летний сад – тоже как бы часть. Потому как Лебяжья канавка – она канавка и есть. Вот и получается прямоугольник – Летний сад, прямоугольник – Марсово поле. Вот сейчас Марсово поле практически под живыми все. Замечаю, что наши начинают слезать с гранита. На их место лезут новоприбывшие, и народу заметно прибавляется.

Спрашиваю вертолетчика прямо в его затылок, достаточно, к слову сказать, своеобразный, потому как у молодого в общем мужика там седой клок и вразброс рыжая и черная волосня, что в целом очень оригинально выглядит, причем явно раскрас свой, не крашеное. Первый раз такое вижу.

– Куда это Охотничья команда двинула?

Тот свысока, не повернув голову, бросает:

– На морфа выводим!

Поворачиваюсь к Надежде. Она смотрит вопросительно.

– Слушай! Я мигом! Когда еще доведется тут бегать. Если что, я галопом обратно!

Она кивает, но смотрит неодобрительно. Ладно, неважно.

Успеваю в самый раз – все уже на броне, и, как только забираюсь к ним, трогаемся.

Дикое ощущение – ехать на броне по Марсовому полю.

– Ну и зачем? Сидел бы на месте, спокойнее бы было, – неодобрительно замечает Андрей.

– Да ладно, когда еще здесь побывать удастся.

– Баловство…

А больше нам разговаривать не приходится. БТР огибает кусты сирени, и мы видим набережную реки Мойки. Совершенно неожиданно, прямо за кустами странная фигура, которая в первый момент совершенно непонятна, пока до меня не доходит, что это невезучая невеста, сейчас скорее напоминающая роскошную куклу, провалявшуюся год на помойке. Бедной девчонке не повезло в самый ее торжественный день, шарится теперь неприкаянно. Кто-то из наших походя срезает ее одним выстрелом, пока я тупо таращился. Кульком грязного тюля она валится в ярко-зеленую траву.

– А жених, поди, свалил, – замечает Андрей.

– Ни фига. Вон он, – возражает Ильяс с другого борта.

БТР останавливается. В поле зрения на фоне буйной роскоши деревьев Михайловского сада десяток грязных ковыляющих фигур. Морфа я не вижу, обычные «сонные».

– Который? – глядя в прицел своей винтовки, спрашивает Андрей.

– Слева третий.

– А, да. Точно.

Винтовка грохает.

– Да что вы ерундой занимаетесь, морфа снимайте! – высунувшись из люка, злится майор.

– Не наблюдаю, – говорит Андрей.

– Тоже, – подтверждает Ильяс.

– Глаза протрите – на мосту за перилами сидит, на нас смотрит!

– Так Еноту сподручнее!

– Не хочет эстет решетку ограждения калечить очередями.

– Ладно, сейчас…

Морф тут оказался непуганый, так глупо и просидел, пока в него целились. А потом и драпать ему было поздно. Да и некрупный морф был. Невелика победа, если честно… Ну да любая работа – пустяк, когда не сам ее делаешь…

Упокоили быстро остальных, подъехав поближе и работая наганами, чтоб потише получилось. Проехали вперед, как раз ко Второму Садовому мосту, где морф сидел. Я так и не понял, почему изодранный парень с оторванной штаниной показался обоим снайперам именно женихом. Неожиданно Рукокрыл бойко спрыгнул с брони и, пробежав несколько шагов в сторону, подобрал какой-то странный предмет с асфальта.

Предмет оказался пыльной, но внушительной шляпой-треуголкой. Как сюда попала эта старинная вещица, да еще и не простая, а обшитая золотым галуном, непонятно. Хотя…

– Зачетная шляпа! – гордо говорит нашедший.

– Ага. Петра Первого, – отзывается Саша.

Все хоть искоса, но кидают взгляды на находку.

– А ты откуда знаешь? – удивляется курсант.

– Да это-то понятно. Может и сам Петр Первый сейчас тут лазит. Или даже вместе с Екатериной Первой на пару. Как эта невеста с женихом, – отвечаю я курсантеру.

– Ю о’кей? Головой не ударялся? – заботливо спрашивает меня Рукокрыл.