Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - продолжение

Ирина с сочувствием слушала, но в глубине души ей было совершенно безразлично что да как происходило у ее напарницы. Этих историй она уже наслушалась от души, почти у всех, кто попал в рабы креативным бандосам, за спиной были обернувшиеся друзья, жравшие других друзей, восставшие родичи-умертвия и все это было до крайности однообразно - Петю укусили на улице, он пришел домой, почувствовал себя плохо, уснул. А потом укусил Васю, а Вася убежал к Мите и перекусал у Мити всю семью с детьми и когда дедушка Толя приехал за ними, то внучки на него напали и загрызли, а потом загрызли бабушку Виолетту и ее соседку Генриетту, а те в свою очередь перекусали полподъезда и в этом им помогала дворничиха-таджичка и алкоголики со второго этажа...

А Митю свезли в больницу врачи скорой помощи у которых все руки были забинтованы, а там вообще был кошмар и так далее и тому подобное. Как правило все эти рассказы про обрубаемые генеалогические древа были скукой смертной, перечисление неведомых людей, словно в телефонном справочнике или на плите здоровенной братской могилы, вызывало уже зевоту, а жуткий трагизм первых дней скорее смотрелся с вершины полученного опыта как непроходимый идиотизм, дремучий и невероятный. Идиотов же не жалко.

Нет, умом-то Ирина понимала эмоции рассказчиц, да и сама отлично помнила, как ледяным ознобом прошибло от затылка до пяток, когда она увидела разодранные портки Витьки и струйку его крови, текущую по дрожавшей ноге. И волнения ночью и ожидание деревянной шаркающей походки в тишине после оборвавшегося храпа, и радость, когда храп возобновлялся с еще большим энтузиазмом. Никогда до той ночи в мертвой деревне, заливистый храп Витьки не был таким приятным звуком. И радость от вороха рассыпанных Витькой матюков, когда утром он спросонья воткнулся в специально выставленную охранительную табуретку. Ирка тут легонечко ухмыльнулась, подумав, что ее муженек, и не будучи тупым зомби, все равно воткнулся в преграду.

Потом нахмурилась. А тут еще и вдруг вылезшие воспоминания о Верке... Та небось тоже мохито хлестала в ночных клубах. Ее бы упоминания об этом чертовом фреше не смутили б. Одного поля ягоды. Но все это никак на физиономии Ирихи не отразилось. Уж что-что, а выглядеть внимательно слушающей она умела, частенько доводилось так воспринимать длиннющие повествования Витьки о всякой лабуде вроде техники или оружия. Нет, кое-что она и слушала и запоминала, но вот тонкости настройки карбюратора, специфика устранения люфта рулевой колонки, и нюансы снаряжения патронов разного рода пулями ей были совершенно неинтересны.

Она же не учила Витьку как посуду мыть или борщ варить? Есть мужские дела. Есть женские. Заставить Витю, например, мыть посуду можно было б только если... Да никак не заставить в общем. А если хочется мужу покрасоваться ученостью - пускай красуется, он нее не убудет. В конце концов для того он - муж - и нужен. Карбюратор регулировать, люфт устранять и патроны снаряжать. Ну а то, что болтать и поучать любит, да ночью храпит, это сопутствующие товары. Вот теперь Ирка так же внимательно слушала быстро опьяневшую напарницу. Пусть выговорится. Потом можно будет поговорить и нужном Ирке. Все пока шло в рассказе, несколько путанном и рваном, по накатанной колее - странности первых дней, невнятица в сообщениях, первое недоумение от услышанных слухов, совершенно идиотских на первый взгляд, несмотря на кучу книжонок про зомби и фильмов про них же.

Первый контакт с бешеными сумасшедшими - издали, разумеется. Кто контактировал вблизи, как правило, потом ничего не рассказывал.

Первое ужасное понимание того, что происходит, неоднократная нелепая попытка найти этому кошмару другое, приемлемое объяснение, провалы этих попыток, срыв телефонной связи, без которой куча народу растерялась совершенно, привыкнув трендеть по мобилкам постоянно, стремительное умножение странных медлительных фигур на улицах, дикие пробки и массовый исход из умирающего города, не пойми куда девшееся правительство, непонятно куда пропавшая милиция и армия и постоянный морозный страх, животный, первобытный. Не знакомый страх перед всякой фигней типа с работы выгонят или парень бросит, а шкурный, нутряной - перед чужими безжалостными зубами которые в любой момент могут бездушно, но жадно впиться в твое собственное тело и само-то тело воспринимается в такой ситуации совсем иначе.