Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Далее пинцетами начинаем удалять расшустрившихся опарышей. Им не нравится, что их потревожили, завозились. Я было, вспомнив давний разговор с Андреем, замечаю, что вроде как их пока можно и оставить, но начмед удивляет в очередной раз — оказывается принципы «опарышевой терапии» или как ее называют англичане «maggots therapy» давно уже опубликованы и дольше четырех дней опарышей не стоит держать в ране. К тому же эти — нестерильны и при хирургической обработке раны могут дополнительно навредить. Чистить же раны придется. Биохирургия, как деликатно называют европейцы метод чистки опарышами, здесь не справится — уже есть свищи, значит явно есть затеки—карманы с гноем, потому придется работать острым способом.

Кто—то выражает удивление этой информацией. Ну, как же — европейцы, такой цирлих—манирлих, цивилизация — и вдруг опарыши.

Начмед снисходительно уточняет, что Англия ведущий поставщик стерильных опарышей в Европу и другие страны. Отработанный солидный бизнес. Поставляют личинок в пакетиках, похожих на чайные — чтоб в ране не расползались, а может, чтоб порции учитывать было проще. Хорошие такие стерильные оголодавшие опарыши. Терапевт после этого покидает перевязочную держась за стеночку.

Минутку прикидываем — стоит ли бабку обезболивать. Она шевелит губами, бормочет что—то, но я уверен — бредит. Начмед связывается с анестезом, единственным сейчас на всю больницу спецом, консультируется, получает информацию, кивает головой. Бабке закачивают только новокаин. Мда, здравствуйте, способ послойной инфильтрации новокаином имени товарища Вишневского. Давненько не виделись. К резанию меня не допускают, есть пограмотнее коллеги. Старушке раскромсали поллица, гноя, густого мертвого желто—зеленого цвета оказалось неожиданно много. Промыли все, что возможно и фурациллином и перекисью водорода, отчего из бабкиных свищей поперла пена. Напихали тонкие полосочки резины от порезанных медперчаток, чтоб не схлопнулись входы в вскрытые карманы и чтобы гной мог отделяться свободно. Немного помыли лицо от старых потеков, йодом мазать не стали — старческая кожа сухая, уязвимая, обошлись зеленкой. Дальше старую передали медсестрам — для санобработки, а мы перевязочную покинули. Я впрочем, не успел слинять вовремя и вместо ускоренного улепетывания домой после трудового дня получил дополнительную головомойку от начмеда, поспел таки подлый хаммурапист со своим гнусным доносом.

— Кстати знаете, что ваш медсестр сказал? — спрашивает Бурш, когда мы расслабленно ползем на выход из больницы.

— Нет. Я как раз старался незаметно утечь.

— С такими опарышами бы — да на рыбалку!

— Мда. Толстокожая бесчуйственная молодежь.

Бурш толкает меня предостерегающе в бок локтем.

Оказывается, меня дожидаются два человека. Тот самый МЧСник и светловолосая девчонка с прозвищем в честь атомной бомбардировки. Ну, с парнем все ясно — из всего медперсонала клиники он только меня знает, потому настойчиво просит помочь в лечении матери. Я не очень представляю, что смогу сделать, случай—то тяжелейший. Да и женщина в возрасте, что еще больше понижает ее шансы. Проситель и сам не знает, что от меня просить, но, в общем, та самая ситуация, когда впору хоть кого умолять. Лишь бы мольба помогла. А еще парню надо выговориться. Долгонько он до матери ехал, долгонько, потому чувствует себя виноватым. Говорит, что его мать выкарабкается, она всегда была крепким человеком, она сможет. Бурш неожиданно спрашивает — кто новенький халат на больную надел. Оказывается — сама. С чего это Бурша заинтриговал халат, не пойму. Остается пообещать парню, что присмотрим за его мамой, но никаких гарантий естественно дать не можем. С трудом отделавшись от него уже полудохлым взглядом гляжу на девчонку. Та впрочем, напрягает по—другому — бодро оттарабанив, что завтра они получат очень свежую рыбу и рвутся научить меня как в любых условиях быстро закоптить все что угодно. Это все конечно замечательно, но я прекрасно помню, что приглашали—то меня не просто покушать рыбки. Придется еще кого—то из команды тащить, а будем ли мы свободны, и кто согласится — неведомо. Заодно приглашают и Бурша.

Он усмехается: «Одним махом семерых побивахом!»

Вот теперь, наконец все. Ноги уже и не держат, хоть пройти тут всего—ничего.

По дороге пытаюсь разобраться в ощущениях. Что—то сегодня удивило. Не пойму что. Бабка? Да нет вроде, все штатно — капельница для восполнения жидкости и глюкоза для поддержки, антибиотикотерапия массивная, вскрытие полостей с гноем, промывание и дренирование. Блюющая терапевт? Тоже не новость. Что—то мимолетно удивило. Что?

Потом доходит — отношение пациентов стало другим. Вот тот же МЧСник. Да, мне придется себя утеснять, тратить время на его мать и контроль за ее состоянием, бдить так сказать дополнительно. Но определенно — как—то я по—другому себя почувствовал.