Мы из Кронштадта. Подотдел очистки коммунхоза

Отработали так, что за каждым танком кого-нибудь да зацепили. Танкам ни взад, ни вперед не двинуться – везде свои валяются и верещат. Авиацию не вызвать – вечер уже, штурмовики уже не работают. Минометы немцы попробовали выдвинуть – но на шоссе далеко видать, а пулемет за километр влегкую берет, обидели и минометчиков, убрались со своими самоварами обратно. Вот в таком патовом состоянии и дотянули до вечера. Как стемнело – снялись и ушли. Немцы из-за такой нежданности только поздним утром двинули дальше – причем осторожно, сначала пустые окопы отбомбили жестко.

Потому к обучению Сереги я отношусь с пониманием, вот Рукокрыл – тот считает пулемет ерундовиной, уважает больше здоровенные калибры и втихаря величает казаха Файерболом. Вообще имя у казаха вызвало ехидство не только у Рукокрыла – тот же Саша фыркнул, когда узнал, что в переводе имечко означает «будь героем». Я сначала не понял, оказалось, что у американцев это стойкое обозначение слова «самоубийца». Жаль, не проверить в инете так ли, да впрочем, с чего бы мне Саше не верить. К слову сказать, наши вояки – Енот с Ремером тоже в обсуждение влезли. Ну да, профи, что касается чего нового или хорошо забытого старого – на ус мотают.

Неожиданно вызывают по рации Вовку.

Когда он возвращается, Енот с вежливым видом осведомляется – поедем ли мы на трамвае или все же на тракторе, хотя он, Енот, поопасался бы с таким водилой даже на трехколесном самокате ездить.

Вовка не моргнув глазом, платит той же монетой:

На стене сидит Енот

Потребляет кислород.

А рабочему народу

Не хватает кислороду!

Енот отступается. Водила же объясняет, что сейчас нас задействуют. Артмузейские состряпали какого-то жуткого зверя из имевшегося у них в хозяйстве БАТ-М. Разумеется пришлось менять чуть ли не половину деталей, но зато зверюшка ожила и при помощи этой техники удалось изрядно расчистить окрестности, забитые машинами. Я помню эту машинку, стоявшую во дворе музея сколько себя помню. Не думал, что ее можно оживить, ан вон оно как. Нас подбросят на БТР до центра Марсового поля, где мы вместе с другой артелью должны будем развернуться, прикрывая точным огнем прибывающих чистильщиков.

– Наша задача прежняя – морфы – говорит Вовка.

– А ты-то зачем нужен был?

– Да водила у них для храбрости на грудь принял. Ну и чуток не рассчитал. Его значит в холодную, а меня на замену. Так что на своих колесах будем.

– Лежит с винцом в груди? Сражен зеленым змием? – уточняет казах.

– Ага. Сейчас майор придет – и двинемся.

Я начинаю размещать на своем могучем организме всякую всячину, раз на чужом БТР поедем надо свое грамотно развесить, чтоб не цепляться на выходе всяким разным и не забыть чего нужного, будут потом невинными глазами смотреть.

– Вот кстати – негромко говорит мне Енот – давно хотел сказать, чтоб ты к своему пистолю ремешок приделал. Если в горке – то в левый рукав под резинку – пусть болтается там. Хорошо если за скобку коротенький ремешок – и торчит. Его и вытащить так проще, и потом если окончательно на пистоль перейти – то на руку одеть – если что, то отпускаешь и он болтается и особо не мешает, и одним рывком в руку. Если хороший ремешок, проверенный – то и как кистеньком можно, если что. 700 грамм это не куль в кружке. А если бесшумник – так тем более. Вот как у меня.

И он показывает свой пистолет, который и впрямь висит на коротком ремешке. Подхватить его можно в момент, да и рука, в общем свободна и искать если что – не проблема, вот он. Разумно придумано, и я решаю сделать себе такое же приспособление.

– А что такое куль в кружке?

– Заменное. Вместо «член в стакане». Культурнее звучит.

– А, понял. Я-то думал ты по своей привычке своей что ехидное хотел съехидничать.

Он в ответ только подмигивает. Майор уже подошел и мы двигаем к грязно-зеленому БТР, который не вызывает особой приязни – по-моему именно этот гробик затонул, когда их сюда тащили водным путем на буксире.

Интересно, как выглядит сейчас Марсово поле. Скоро увидим.

Ладошки вспотели, волнуюсь, значит. Полгода не был в центре города, нет, мимо проплывал, когда мотались по Неве, видели издалека, но вот ногами – с момента как пришла Беда – не был. На Троицком мосту расчищена полностью одна полоса – слыхал наши тут долго колупались, зато теперь проскакиваем быстро и, глядя из-за плеча Вовки в грязноватый триплекс я сильно удивляюсь – уверен, что Марсово поле всегда было открытым местом. А тут – какие-то сплошные кусты, хорошо еще, что газонная трава невысокая. Но все равно удивительно.

Когда БТР огибает памятник Александру Васильевичу Суворову и, не чинясь, въезжает на само Марсово поле удивление только усиливается. Только сейчас доходит, что смотрю-то другими глазами – когда гулял здесь беззаботно, роскошные кусты сирени воспринимались как украшения, теперь, когда тут придется чистить – они же стали досадной помехой, резко ухудшающей видимость. А без видимости накоротке сходиться с шустером или морфом никак не охота.

– Чисто! – сообщает сидящий на этот раз башнером Енот.

– К машине!