Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 1)

Совершенно неожиданно нам приказано в лучших традициях американского кино — разделиться. Тут три параллельные аллеи, потому мы их сейчас пройдем и проверим — пусто или кто еще дохлый тут таскается. С нашей брони Енот сообщил, что, покатавшись, убрали около десятка зомби — и больше не обнаружено. Но так как всегда точку в войне ставит пехота — мы должны пойти ножками и дополнительно проверить. Работать автоматами запрещено, только если натолкнемся на морфа, но и тогда смотреть, чтоб не влепить по своим. Расходимся по направлениям, успеваю по детской привычке раскланяться с памятником дедушке Крылову, он такой же добродушный и даже две свежие отметины от пуль в его кудрявой шевелюре не испортили окруженному роскошным зверьем баснописцу настроения.

Моей группке достается самое открытое место — мы идем по аллейке, что проложена по берегу Лебяжьей канавки. Все время на связи с остальными, посматриваем внимательно, но никого нет — только поодаль на Марсовом поле видим сидящих на граните бойцов.

— Мы у Кофейного павильона — все чисто пусто — квакает рация.

— Мы у Амура с Психеей — отзывается Саша, посмотрев на большой дощатый домик для скульптур.

— Это кому тут памятник? — спрашивает Тимур.

— Бабьей глупости — заявляет в ответ Ильяс.

— Ну, ты загнул! — вступаюсь я, обиженный такой грубой прозой жизни.

— Якши. А, по-твоему, чему памятник? — возражает снайпер.

— Любви.

— Продолжай, продолжай — поощряет меня примерный семьянин.

— Ну, Амур, бог любви женился на Психее, но попросил ее в качестве основного условия, чтобы она ни в коем случае его ночью не разглядывала. Она же не утерпела и как-то раз полюбовалась спящим мужем, взяв для этого светильник…

— Во-во! А ручонки у нее затряслись, и она дрыхнущего без задних ног муженька облила кипящим маслом из светильника, так? — душевно осведомляется Ильяс.

— Ну да, восхищенная его красотой она капнула маслом…

— Фигасе! Я ж памятник помню, она ему выходит аккурат на живот и яйцы плесканула! — огорчается за Амура Саша.

— Во-во! Именно! И он ее выпер, дуру этакую… Так чему памятник? — победоносно заканчивает спор Ильяс.

— Эй, искусствоеды! А ну живо догнали остальных! — рявкает искаженным, но узнаваемым голосом рация.

— Упс, то есть — ой! — подмигивает нам в комическом ужасе Ильяс, и мы торопливо шагаем по пустой аллее.

Пара лежащих мешками тел. Ни одной цели.

Встречаемся с нашими у бронетранспортера, стоящего почти у входа, там где Карпиев пруд. Парк чист, можно вообще-то и сворачиваться. У латников в Павловских казармах все штатно, сопротивление незначительное, не то, что в Морском госпитале, так что все уже к концу.

Ну, вот и замечательно. Славно прогулялись.

В общем, мы уже можем и уезжать. Нас придержали не то из-за того, что я как-никак врач, вдруг пригожусь, не то на всякий пожарный — мало ли морф набежит. Морф не набегает, раненых нету, как обычно продуманная операция течет спокойно и планомерно.

Узнаю, что еще вчера ОМОНовцы из 'мокрой роты' выставили несколько громкоговорителей — это уже становится привычным, как артподготовка перед наступлением, большая часть мертвяков оттянулась дальше к Невскому. Что странно — на Дворцовой как стояли, так и стоят, медом им там намазано, что ли? В голову неожиданно приходит мысль — если громкоговорители собрали к Невскому публику отсюда, то и с другой стороны то же самое будет — получается, что если столковаться с водоплавающими, то я мог бы заскочить к себе в старую квартиру, и забрать что возможно. Мама об этом постоянно говорит.

Между тем Енот опять начинает цеплять Ильяса — то ли по живости характера, то ли опять засиделся, то ли просто не нравится ему наш снайпер. На этот раз непоседливый зверь зашел с особо тонкой материей — на полном серьезе заливает какую-то мутную парахту курсантерам и Тимуру, да и пара радистов его слушает.

— Учебники все врут! — вещает Енот: В них издревле гнобили гордых славян, подтасовывая результаты отборочных битв за Царьград и полуфинала на Куликовом поле. На самом деле любому культурному человеку известно, что татар создал пресловутый московитский царь Петр Первый. Он с детства мечтал построить Ледяной дворец, насадить совдепы и создать, наконец, татар. Ну, нравилось ему такое певучее название.

Учитывая, что за большой срок ведения войны с Эстонской Колоссальной Империей…'.

— Так уж и Империей? — удивляется всерьез купившийся Рукокрыл.