Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2)

— Продолжаем разговор, теперь отвечать будешь ты. Итак, где находится старый танк? На перекрестке или в ремонте? — невозмутимо спрашивает майор у обалдевшего тупаря.

— Попугай мистера Коттона, тот же вопрос! — говорит странно знакомую фразу Ильяс.

— Да отвечай ты, придурок! — не выдерживает шофер.

Тупарь ошалело смотрит на нас, на корчащегося рядом и потому молчащего наконец-то хама. Сглатывает слюну. И вдруг спрашивает:

— Если отвечу — что дальше со мной будет?

— Жить будешь дальше.

— Пятнадцать минут — ехидно заявляет 'каска'. Получает сапогом в бок от Ремера, затыкается.

— И не пятнадцать минут, а сколько на роду написано. А с людоедством твоим Кронштадтский суд разбираться будет. Ты думай-то побыстрее, товарищу твоему не очень долго осталось на этом свете, скоро перекинется и обратится — терпеливо, как дитю малому, растолковывает майор.

— На перекрестке танк. В сарайчике — вдруг вполне внятно высказывается тупарь.

— Ясно. Второй вопрос… — спокойно продолжает Брысь.

Очень скоро становится ясно, что по большинству вопросов тупарь поддерживает сказанное шоферюгой. На часть вопросов он ответить не может — действительно знает мало, есть такая порода людей, которым все пофиг, но если видел, что танк установили близ перекрестка и замаскировали — то да, подтверждает. 'Каска' затравленно вертится на заднице, с лютой ненавистью смотрит на своих товарищей по несчастью, на нас. Вздрагивает, когда майор обращается к нему:

— Интересно вот мне. А как ты нас собирался провести? И главное — куда?

— Да очень просто — вместо проигравшего 'каски', говорит немного оживший шофер.

— И? — поднимает бровь Брысь.

— На блок-посту три обалдуя. Проехали бы спокойно — они до того там обленились что и шлагбаум не закрывают. А дальше — наверное через псарню бы повел. А там собачки. Он там тоже работал, с ним собачки знакомы, не тронут. Те, кстати, собачки, которыми вашу разведку травили, если интересно. Вы б прибрали этого, а то он уже затих, сейчас оборачиваться будет — кивает шофер на своего умирающего соседа.

— Да пожалуй — раздумчиво говорит Брысь. Кивает Ремеру. Тот понятливо поднимает за шкирку шофера с земли, режет стяжку на локтях. Шофер опасливо разминает руки, с недоумением смотрит на майора, который забрал у Саши потертый пистолет, выщелкнул магазин и неторопливо выбрал оттуда несколько тускло-желтых патрончиков. Потом вставил магазин на место и протянул шоферу этот старый ТТ. Я с некоторым недоумением узнаю в этом оружии своего старого знакомца — тот самый пакистанский ублюдок. Это черт возьми, уже не просто паршиво сделанный пистолет, это уже символ прямо какой-то получается, вроде переходящего знамени. Инициация новичков, ага, священный артефакт…

Шофер недоумевающее смотрит на майора. Тот кивает в сторону скорчившегося раненого. На физиономии стоящего пленного все то же выражение недоумения. Тупит парень. Хотя намек куда как прозрачен.

— Некогда нам ждать пока обернется. Заканчивай здесь — у тебя как раз один патрон в стволе. А ранение у твоего приятеля смертельное, тут лечение не катит. Давай, и поехали. Времени-то у нас уже нету, артиллеристы готовы и миндальничать им не резон.

— Куда поехали — глупо удивляется шофер.

— К вашим в гости. Если доставим туда группу наведения, то с корректировщиком сможем накрыть не абы все и сразу, а конкретные цели. С гарантией того, что по твоим домашним не прилетит точно. Где они кстати живут и сколько их? Ну вот видишь как хорошо выходит — по твоим данным рядом ни одной стоящей цели. Все, давай, решайся.

— Как в кино значит, как у чеченцев? — криво пытается улыбнуться шофер.

— Нет. Просто все — на войне либо ты за наших, либо за противника. Вариантов нету, только эти. Так что действуй, чтоб мы поняли, что ты на нашей стороне.

— А патрон чего один? — тянет резину пленный.

— Чтоб желания не возникло остальных свидетелей пострелять.

— Вас что ли? — недоумевает шоферюга.

— Нет, твоих дружков бывших. Нам они живыми нужны. А то мало ли что, может ты финтишь. Тогда они за тебя ответят головами.

Я про себя отмечаю, что 'каска' сник и не пытается вешать нам на уши лапшу про то, что он не врал ни капельки. Помалкивает, смотрит из-под стального шлема боязливо. Решившись, шофер мрачно берет поданный ему пистолет, глухо матерится.

— Курок взведи — советует ему Ильяс.

Пленный хмуро смотрит на него, взводит курок и уже без колебаний стреляет хамовитому раненому в голову. Ну то есть пытается выстрелить, пистолет щелкает впустую. Осечка. Вместо его выстрела хлопает Ильясова бесшумка, раненый словно как расползается на глазах, течет, будто вдруг стал не тугим клубком, собранным болью, а мешком с жижей. Нет ни конвульсий, ни судорог, просто он распластывается совершенно не по-живому. Много раз уже замечал, что никогда живому не изобразить из себя лежащий труп, не обмякнуть ему так, тонус мышц совсем другой, а мертвецы словно растекаются по земле, приникают к ней.

— Патрон видно отсырел — комментирует ситуацию Ильяс.

— Да, очевидно — соглашается с ним Ремер. А майор говорит шоферу: