Мы из розыска…

— Таких списков в те годы не вели, — с улыбкой сказала Лена Угарова. — Все назначения, увольнения, декретные отпуска проводились общими приказами…

— При чем здесь декретные отпуска? Женщины в данной ситуации меня интересуют мало… — проявил я вновь свою неосведомленность. — В розыске работали одни мужчины. Посмотрите на снимок…

— Декретными отпусками назывались обычные отпуска, — пояснила девушка. — Уход в очередной отпуск проводился приказом — «декретом». Отсюда и название! Да вы сейчас сами все увидите… С какого года начнем?

— С двадцать второго, третьего, четвертого… — сконфуженно пробормотал я, еще не предполагая, что снова совершил ошибку.

Через несколько минут на моем столе высилась пирамида толстенных книг.

— Это только за два года… — совершенно серьезно сказала Лена. — Остальные, интересующие вас, занимают еще несколько полок!

Листаю серые, желтые, синие, хрупкие от времени листки. Некоторые документы рукописные. Нет, нет да и мелькнет отмененная «ять», твердый знак в конце слова. Листаю неясные «ремингтоновские» машинописные копии. Читаю на обороте какого-то рапорта золотое тиснение: «Его Высокопревосходительству…», «Милостивому государю»… Под каким-то актом просвечивает водяной знак гербовой бумаги. Удивительно!

А на самом деле удивляться нечему — в то время приходилось использовать каждый клочок бумаги! Положение с «материалом для письма» было настолько тяжелым, что в мае девятнадцатого года Совет Народных Комиссаров принял специальный декрет за номером сорок три «О порядке распределения бумаги и картона».

«Вся и всякого рода бумага и картон на всех складах и фабриках, находящихся в пределах Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, должны находиться в исключительном ведении Главбума, и только ему предоставляется право распределять эту бумагу и картон по нормам… Все лица и учреждения, имеющие запасы бумаги и картона, полученные не по праву распределения, а каким бы то ни было иным путем, то есть путем ли закупки, приема на учет, реквизиции, конфискации и т. п., без разрешения Главбума, обязаны немедленно сообщить о них Главбуму. Все партии бумаги и картона, сведения о которых не поступят в Главбум в трехнедельный срок со дня опубликования сего декрета, подлежат обязательной конфискации, за кем бы они в этот момент ни числились… Конфискация незарегистрированных партий бумаги осуществляется в Москве Главбумом, в Петрограде — отделением Главбума…»

Подписали этот документ Председатель СНК — В. Ульянов-Ленин. Управляющий делами СНК — В. Бонч-Бруевич и секретарь СНК — Л. Фотиева.

Вот так, наверное, и получилось, что грозный Главбум, за неподчинение которому грозил суд революционного трибунала, изъял с какого-то склада или из подвала партию бумаги с гербами, «милостивыми государями» и «превосходительствами»… Порезали бланки высочайших прошений на осьмушки и передали в угрозыск. На этих листках писали протоколы допросов, издавали приказы, отстукивая их на самом современном в ту пору «ремингтоне».

Какие только не встречаются приказы и распоряжения…