Мы — из Солнечной системы

Что может быть редкого в мире, где все выдается по потребности? Очевидно, старина и новинки. Дом редкостей — сочетание антикварного магазина с выставкой новой техники. Возле антикварного крыла толпятся историки и коллекционеры-собиратели старых вещей для музеев, а также коллекционеры-любители — школьники в большинстве. Сюда захаживают и старики, ценители воспоминаний. Иным нравится обстановка времен молодости и даже еще более древняя, историческая: скрипучий деревянный стул, одежда из переплетенных ниток, пыльный коврик на полу…

— Я мог бы каждому вручить реликвию, — думает волшебник. — Любую, по заказу: кровать царя Николая, картину Леонардо, пулемет-пистолет на стену.

Крыло новинок обширнее, но народу там еще больше.

Тут новые машины, инструменты, приборы, новинки быта, новые книги, новые киноленты, кибы-автоматы… Возле витрин специалисты придирчиво осматривают каждый прибор: не пригодится ли в цеху, в кабинете, в лаборатории? И молодежи много: молодежь любит новшества.

Вот как раз стоят двое. Бойкий кудрявый быстроглазый юноша говорит жестикулируя:

— Безобразие какое! Записали меня на апрель в список «для потребления». Я говорю: «Я врач почти. Мне скоростной ранец для дела нужен, чтобы к больным спешить». А они: «Нет, ты не врач, ты еще студент».

Таков порядок в Домах редкостей. Новинки не валятся с неба, нужно организовать производство. И если заказов много, в первую очередь дают тому, кому машина нужна для научных исследований, потом для повседневной работы, а потом уже для личного потребления. Кудрявого студента сочли потребителем.

Друг его — на полголовы выше, грузный, медлительный — тянет, пренебрежительно щурясь:

— Все эти Дома редкостей — пережиток в сознании. Типичный магазин прошлого тысячелетия. Я бы закрыл их…

Юноши эти — Сева и Ким — ныне студенты последнего курса. Но волшебник с ними еще не знаком, не представляет, какую роль они сыграют в его судьбе. При всем своем всемогуществе будущего он не ведает. Глядит на двух друзей доброжелательно и думает:

— А я мог бы все ваши мечты исполнить шутя.

За Домом редкостей, на горке, дворец-усадьба XVIII века, дом Пашкова, он же Ленинская библиотека, ныне музей старинной бумажной книги. Тут начинается трак — движущийся тротуар, мостиком пересекающий проспект Маркса. Конечно, наружный трак самый медлительный, скоростные — под землей, на нижних горизонтах.

Сам проспект перекрыт сетчатым стеклом. Под частой сеткой проносятся огни поездов. Плывет конвейер, уставленный цистернами, баками и ящиками. Белые-с молоком, красные-мясные, охристые-с хлебом.

Грузы продуктовые, строительные, производственные, ящики кубические, продолговатые, пластиковые, металлические, деревянные, стеклянные… Чрево большого города, хозяйство большого города…

Согнутый старичок, едущий на траке рядом с волшебником, вздыхает, глядя под ноги:

— И везут, и везут, и везут! Это сколько же ест Москва, сколько пьет Москва, подумать страшно! Я сам транспортник, жизнь под землей провел, здоровье там оставил, а Москву так и не насытил.

— А я все это отменю, — думает волшебник. — Пальцем шевельну…

Журчащий трак уходит под землю у подножия кремлевской стены. Нависают над путниками древние кирпичные стены с зубцами в человеческий рост. Прохожие все спешат войти под стрельчатые ворота. Волшебник, однако, медлит. Он рассматривает играющий светокрасками стенд, уличную экран-газету.

ДИСКУССИЯ О БУДУЩЕМ.

Как назовут историки очередной век?

Речь Ксана Коврова.

Подрагивает на стенде кино-портрет лобастого человека. Привычным, всему миру известным жестом Ксан разглаживает широкую бороду. Час спустя, именно так же разглаживая бороду, Ксан выйдет на трибуну. Мысли его волшебнику известны. Ксан скажет примерно так:

— Сегодня 28 декабря 299 года эры дружбы. Приближается рубеж столетий, друзья. Старый век покидает нас, очередной принимается за дело. На рубеже хочется подвести итоги, задуматься о будущем.

Наши предки получили в наследство не идеально удобную планету. На ней слишком много пустынь, песчаных, глинистых, каменистых, бесплодных из-за недостатка воды. Уже не первый век мы переделываем нашу планету. Позади столетие борьбы с пустынями, когда все безводные земли мы превратили в увлажненные; историки называют его веком орошения. Позади столетие борьбы с излишней влагой в тропиках, ликвидация ненужных нам болот, озер и морей — Северного, Эгейского, Желтого. Век орошения позади, и век осушения позади. Как назовут историки наступающий век?

— Век отепления, — скажет Мак-Кей.

— Одевания океана, — по мнению Ота.

— Глубинный век, — по Одиссею.

А по Аасту Ллуну, — век заселения космоса.

Четверо будут водить указкой по схемам, доказывая, что их проект самый разумный, самый выгодный, самый продуманный и осуществимый. А за ними попросит слова волшебник, чтобы заявить во всеуслышание:

— Проекты ваши несите в архив!

Нет, конечно, таких слов он не произнесет, найдет более обтекаемые. Но смысл будет именно таков: «Я беру на себя все заботы… а ваши проекты несите в архив».