Мы карелы

— Ишь чего захотели, — проворчала Варвана. — Когда царь-то у нас был, тогда войны не было и хлебушко водился. А нынешние большевики всё собрания проводят, и того и этого сулят, а самим есть нечего. Давайте-ка спать.

Дети замолчали. Путь мама спит. Хорошо было лежать на теплой печи, прислушиваясь к тишине. Где-то тявкнула собака, другая ответила ей… Одна словно спросила: «Ну как там?», другая пролаяла: «Да ничего… Холод только собачий». И опять стало так тихо, что в избе было слышно, как собака Романайненов выползла из-под крыльца, постояла, прислушиваясь, потом молча полезла обратно в свою нору. Чего же ей без дела лаять? Глухо зашумела старая ель возле бани: она всегда первая подавала знак, что поднимается ветер. Какое тихое, спокойное здесь место! А озеро называется Юмюярви — Гремучее…

Дети думали, что мать заснула, но Варване не спалось. Тревожные мысли не давали ей покоя…

Что же там у соседей, в Совтуниеми, творится?

Села Юмюярви и Совтуниеми были соседями, между ними не было и двадцати верст. У них были одни тони, из-за которых случались ссоры, одни покосы на болотах, поросших осокой, одни глухариные токовища. Конечно, и озер, и болот, и богатых дичью лесов вокруг хватало, из-за них можно было бы не ссориться. Но ссоры доходили даже до драки. Бедным вроде не из-за чего было и ссориться. У кого нет невода, тому и место для невода не нужно. А ерундовой сети или мереже везде место найдется. За покосы тяжбу вели тоже те, у кого скота было побольше, чем у других. Но бедным все равно не удавалось быть в стороне от этих ссор между жителями двух сел. Ведь если тебя взяли в чужую лодку невод тянуть, то изволь петь под дудочку своего хозяина и в угоду ему хулить тех, кто сидит в лодке его врага из соседней деревни. Жители двух сел наградили друг друга такими прозвищами, что, прежде чем женщина могла какое-либо из них выговорить, она должна была попросить прощения у господа. Кроме того, совтуниемцы еще до революции называли Юмюярви большевистским гнездом. Правда, своих большевиков в селе тогда не было, но было много ссыльных, которых доставляли под стражей откуда-то из России.

«Хорошие были люди», — Варвана всегда с теплотой говорила о них. У нее тоже одно время жили четверо ссыльных. Когда началась германская война, двоих увели, а остальные уехали сразу же, как узнали о свержении царя. Провожали их всем селом. Даже жалко было расставаться, до того привыкли к ним.

«А эти нынешние большевики…» В нынешних большевиках Варвана совсем разочаровалась. В Юмюярви был один русский большевик, несколько финнов и свои, карелы, тоже уже были. Но толку от них никакого… Те, прежние большевики, всё знали. «Вот возьмут рабочие да крестьяне власть…» — говорили они. Уж они-то знали бы, что и как делать. И войны бы, конечно, не было. И люди бы жили дома, работали и своим трудом кормились. Не нужно было бы ходить к богатеям в ноги кланяться. А при этих-то… Из дому люди бегут. Где им работать да своим трудом жить! И чего только эта нынешние не обещают! «Власть богатых кончилась», — говорят. Слава богу, что богатые еще не все вывелись (Варвана перекрестилась). Хоть власти у них и нет, а без них совсем бы пропали. Конечно, прежнего богатства у них нет уже, но кое-что осталось. Глядишь, и бедным с их стола какая-то кроха перепадет, ежели по-хорошему попросишь, в ножки покланяешься да пообещаешь отплатить добром. Раньше-то в богатые дома ходили просить и кланяться не таясь, а теперь это приходится делать украдкой.

На следующий день потеплело. Пороша, примерзшая к тонкому льду реки, растаяла. Пошел дождь со снегом. Не впервые осенняя погода подводила жителей островов. Может быть, кому-то было все равно, задержится приход зимы на день или два, а островитянам в Юмюярви такие капризы погоды были совсем некстати.

Опять начало темнеть. В камельке запылал огонь, варилась уха из вяленой рыбы. На этот день у Варваны было припасено для детей по куску сахара. После ужина ребятишки собрались в село: там в школе был праздничный вечер и, кроме того, свадьба.

— Не пущу! — заявила мать. — К водяному на ужин захотели…

— Так люди же ходят… — попытался перечить старший сын.

— Люди, люди… Люди нынче сами смерть ищут. Такой теперь народ пошел. А вы никуда не пойдете.

Варвана, разумеется, знала, что на лыжах перебраться через реку можно. Надо только знать, где идти. Не пустила она детей в село совсем по другой причине. И сама по той же причине не пошла, хотя очень уж любопытно ей самой было поглядеть и на праздник и на свадьбу. В школе отмечали четвертую годовщину Советской власти. Четыре года уже, а жизнь все хуже становится. И все опаснее. Поди знай, с кем теперь лучше не ссориться: то ли с теми, чей праздник, то ли с теми, для кого этот праздник что кость в горле. Пойдешь на праздник, а потом беды не оберешься. А свадьба? Ох уж эти безбожники! Попа не признают, в церковь венчаться не ходят. Накажет бог за грех и тех, кто свадьбу гуляет, и тех, кто в гости к ним пойдет.

Пришлось ребятишкам опять забраться на печь, хотя время было еще раннее.