Мы карелы

Женщины накрывали на стол, когда с улицы донеслось осторожное поскрипывание лыж. Кто-то подошел к избе и остановился у двери. Анни бросилась кокну, но никого не увидела. Потом опять заскрипел снег. Анни схватила с гвоздя тужурку Васселея, его шапку и унесла в горницу. Маланиэ набросила на голову шаль и вышла на крыльцо.

— А-вой, родненький! — раздался ее голос — Пришел.

— Пришел, мама.

Голос был Рийко.

Войдя в избу, Рийко внимательно осмотрелся. Дома все было по-прежнему. Потом Рийко обнял мать, Иро и поздоровался за руку с Анни.

— Есть белые в деревне? — спросил он.

— Белые? — Маланиэ многозначительно взглянула на растерянно молчащих невесток. — Нет ни белых, ни красных у нас. Дома только свои. Раздевайся и иди в баню. Лотом поужинаем.

— В баню? — обрадовался Рийко. — Отец в бане?

Он поставил винтовку в угол и начал все еще нерешительно раздеваться. Растерянность Анни и Иро показалась ему подозрительной.

— Да, сынок, дома только свои, — сказала мать. — Запомни — только свои…

Собравшись в баню, Рийко хотел захватить с собой и винтовку, но мать отобрала у него.

— Не бери ружья. Я же сказала, нет в деревне ни белых, ни красных. Все свои. И войны нет…

Рийко привык слушаться мать и не стал ей перечить.

— Мама, что же будет… — запричитала Анни, как только Рийко ушел. — Ведь Васселей… Поубивают они друг друга…

— Не вопи! — оборвала ее Маланиэ. — Ты слышала — в доме только свои, ни белых, ни красных теперь нет. А Васселей с Рийко всегда жили в ладу… Иро, ты рыбники-то на стол не подавай. Дадим их Васселею и Рийко. Каждому по рыбнику в дорогу.

— А зачем ты его торопилась в баню спровадить? — все еще тревожилась Анни.

— Чтобы от этого греха избавиться, — ответила Маланиэ и протянула Анни винтовку младшего сына. Потом принесла винтовку Васселея. — Ты знаешь, как пульки из них вынуть?

Анни открыла магазинную коробку. Патронов оказалось шесть: у Рийко четыре, в винтовке Васселея — два.

— Давай их сюда, — сказала Маланиэ. — Я брошу их в печь.

— Нельзя в печь, — испугалась Анни. — Они стрелять будут.

— Выбросим в снег, — предложила Маланиэ. Потом, подумав, вздохнула: — Нет, вернем им. Ведь им свои головы защищать надо. Вот и поделим поровну. Рийко три и Васселею три.

…Сперва Васселей попарил сына на легком пару, потом Онтиппа добавил пару, и Васселей с отцом начали хлестаться на настоящем пару. Васселею приходилось париться не так часто, как отцу, который мог в любой день, коли была охота, натопить баню и напариться вдоволь, поэтому он и хлестался веником с особым удовольствием. Порой даже дух захватывало, и приходилось устраивать передышки. Но каким бы отменным ни был пар, все же от житейских дум и забот он не избавлял.

— Да, отец, вот в такую историю мы влипли, — жаловался Васселей.

— Тебе-то положено было знать, чем все это кончится, и не впутываться. Ведь ты мировую войну прошел.

— Пройти-то прошел, да ума не нажил. Учителей больно много было. Большевики. Меньшевики. Эсеры. Керенский. И каждый свою линию гнул. Послушаешь одного, послушаешь другого, аж голова трещит, а не знаешь, кто прав, а кто нет. А как Олексея нашего…

— А дальше как думаешь жить?

— Как? Когда волк угодит в капкан, он может лапу перегрызть и на трех ногах убежать. А мы… Головы не откусишь, зубами до горла не дотянешься…

— Дядя Рийко! — радостно закричал Пекка и осекся, заметив, что взрослые словно онемели.

К Рийко первому возвратился дар речи.

— И много вас, бандитов, в деревне? — спросил он строгим голосом. — Где другие?

Васселей смотрел на брата с улыбкой, которая появлялась на его лице всякий раз, когда он вспоминал Рийко.

Онтиппа стоял настороженный, готовый броситься разнимать сыновей.

Маленький Пекка недоуменно смотрел то на отца, то на деда, то на дядю Рийко. Он ничего не понимал. Почему у дяди Рийко такой недобрый вид? Почему он не подходит к отцу и не здоровается с ним?

— Не бойся, брат, — сказал наконец Васселей. — Никого в деревне нет. А нас тут три с половиной мужика. Оружие у нас вот… — он показал веник. — Погляди на меня, Рийко. Я же совсем красный, краснее, чем ты. Давай лезь сюда на полок. В нашей бане, на родном пару еще не таким красным станешь.

Места на полке хватало: как и все в доме Онтиппы, баня была большая и просторная.

— Лезь, сынок, лезь! — Отец протянул Рийко веник. — Сейчас мы поглядим, у кого кожа крепче, у белого или у красного. — Он плеснул шайку воды на горячие камни и, тоже забравшись на полок, устроился между сыновьями.

Братья и отец начали молча париться. Но пар показался Онтиппе слабоватым.

— Плеснем еще, — предложил он. — Давайте договоримся: кто из нас больше всех выдержит, того и будем слушаться.

На этот раз он так поддал жару, что Васселей и Рийко сжались и заерзали, словно попали нагишом в разворошенный муравейник. Но отступать первым ни тот, ни другой не хотел. Правда, париться они не могли. Зато отец хлестался вовсю, только покряхтывал от удовольствия да ворчал на сыновей:

— Эх вы!.. Париться и то не можете. А еще воевать вздумали. Вы уж лучше тут силенками померяйтесь, кто крепче парится. Баня, она мужика крепкого требует.