Мы - хлопцы живучие. Повесть

Что правда, то правда - бабушке нелегко. С утра до позднего вечера у нее одна забота - чем бы нас накормить. Чуть свет она уже в поле собирает перезимовавшую в земле картошку, моет ее, перебирает, сушит на завалинке - добывает «крухмал». Потом, расчиняя из него оладьи - «лапоники», - чешет потылицу, где бы ей раздобыть хоть щепотку соли. Соседи нас больше не выручают: сами едят не солоно. И вспоминает бабушка предвоенную жизнь - вот было соли, хоть завались. И соль же соль - белая, чистая и почти что даром.

Теперь соль черная и больше горькая, чем соленая. До войны ею поле посыпали, чтоб лучше все росло. А сейчас люди приспособились: слегка вываривают из нее горечь и продают стаканами. Сами по хатам носят: стакан соли - пуд картошки, черпак жидкого, черного и вонючего, как деготь, мыла - тоже пуд. А кто нам этих пудов напудил?

Ну, без мыла еще полбеды. Не доживут они до того, чтобы моя бабушка стирала их мылом мои с Глыжкой штаны! От него только грязнее станут. Для этого у нас есть старая, лопнувшая лохань, а золы не занимать. Вот без соли - не жизнь, а горе одно. Все такое невкусное, пресное, как трава, в рот не лезет.

Дрянь дело и без муки. Тут уж хоть золотом приправь бабушкин «крухмал» - хлеб пахнуть хлебом не будет. Нужна хоть горстка муки. Правда, прибедняться нам грех: за печью в хате стоит почти полная кадка зерна, которое бабушка спасла от власовских лошадей. Но ведь из немолотого зерна хлеба не испечешь.

И снова бабушка заводит свое «вот до войны». До войны в Подлюбичах была ветряная мельница. Ах, как там мягко мололи! Пух, а не мука. А нам с Санькой и остальным хлопцам ветряк нравился совсем по иной причине: мы любили кататься, цепляясь за его крылья. Героем был тот, кто взлетал выше других. Но тут нужно было остерегаться, как бы не хватить лишку. Петрик Смык однажды запоздал спрыгнуть и как грохнется оземь - водой отливали.

При немцах мельница сгорела. Теперь там в зарослях полыни лежат только два огромных круглых камня да ржавеют гильзы от снарядов. Теперь каждый, у кого сыщутся какие-нибудь пригоршни зерна, мелет его, как может, каждый мудрит по-своему, каждый сам себе мельник. Проще всего - пест и ступа. Но пест не обычный, а железный, вроде лома, только с тупым, расклепанным концом. Не пожалеешь пота - пест сам муку покажет.

Как-то бабушке пришло в голову наделать муки. Она обежала все село и явилась домой с таким вот пестом, тяжелым и тупым. На день взяла у кого-то. Всыпала в ступу два совка ячменя, прикрыла ее сверху полотенцем, чтоб зерно не разлеталось по полу, и, поплевав на ладони, принялась за дело - аж хата ходуном заходила. Бренчит на скамье ведро, дрожат стекла в окнах, а муки все не видно.

- Давай-ка ты погрейся малость, - предложила мне бабушка, вытирая с лица пот. - Лепешки, небось, любишь?

Я начал довольно бойко, хотя железяка била тяжело и не хотела слушаться. Несколько раз гакнул в самую точку, а потом как заеду по стенке - чуть ступа не повалилась. Пест вырвался из рук, свистнул меня по лбу, из глаз на пол дождем сыпанули искры. Очухался - а это не искры, а ячмень из ступы.

- Так-так, - приободрила меня бабушка, - больше рассыпай, идол сухорукий, - поешь лепешек. - Отпихнула меня в сторону, снова взялась сама. - Чем такая помощь, так лучше уж без нее.

Однако и у нее ничего не получилось. Правда, пест показал муку, чуть-чуть побелел на конце, но больше мы ее и не видели. У бабушки лопнуло терпение:

- Да пропади оно пропадом! - плюнула она в досаде.

Хорошо живется тем, у кого есть самодельная мельница - жерновки: крути себе да крути помаленьку. Пока хата деда Николая не сгорела, мы тоже не знали беды, Были у него жерновки. Не бог весть, правда, какие, но мололи.

Бабушка отнесла пест хозяевам и с тех пор знать его не хочет - ходит молоть по соседям. А так много не находишься: то им самим нужно, то родню в первую очередь пустят, то просто скажут, что жерновки поломались, хотя и слыхать хорошо, как они там, в сенях, голос подают. Разные люди бывают.

Обзавестись какими ни на есть, но своими собственными жерновками - самая заветная бабушкина мечта. Тогда она чувствовала бы себя человеком, не ходила бы и не кланялась черту лысому. Есть что - мели, нету - сиди себе сложа руки.

Да нет в доме хозяина, не будет и толку. На меня она рассчитывает, меня она и в грош не ставит. Она считает, что руки у меня не из того места растут.

- Не из того? - обиделся я.

- Не из того, внучек, не из того.

- Ну так вот - будут у нас жерновки!

- Ой-ой-ой, спасите! - испугалась чего-то бабушка. - Где же ты их возьмешь? Украдешь, что ли?

- Сам сделаю. Вот увидишь.

Она швырнула на печь торбочку с ячменем, который носила куда-то молоть, да не смолола, и не сдержалась - еще раз меня подколола:

- Гляди, как бы и крупорушку вдобавок не сделал.

- Сделаю и крупорушку! - понесло меня. - Тоже мне хитрость - жерновки! Да мы с Санькой…

- Про вас с Санькой и куры шепчутся, - не дала мне договорить бабушка. - Вам только железяки эти в карманах таскать.