Мы, кто катит этот мир

Резиновая дубинка, одно из лучших успокоительных средств, придуманных человеком, предмет из тех, которыми разгоняют демонстрантов в странах развитой и развивающейся демократии, просвистела в воздухе, описала идеальный полукруг и остановилась, глубоко войдя в ткани живота. Как ни странно, боли не было, почти не было, скорее всего, это последствия недавней «анестезии» – сильного удара по голове.

Как оказалось, «массаж» пошел на пользу. Сработал как стимул, вернул способность чувствовать, заставил организм нормально функционировать. Еще и слух восстановился. Резко так, неожиданно…

– Перестань! Не надо! – громко, срываясь на хрип, кричала она. Ее стройное тело раскачивалось, будто она пыталась дотянуться до худого садиста.

Тот не обращал на нее никакого внимания, женские крики мало волновали палача-любителя. Бесцветные глаза лишь равнодушно скользнули по ее лицу, губы скривились в подобии усмешки.

Бесцветный взгляд нацелился на него. Худые руки взмахнули резиновой дубинкой. Извивающаяся резина качнулась у лица пленника, задрожала…

– Скучно! – спокойным до отрешенности голосом сказал «худой» и растерянно огляделся. Увидел что-то в дальнем углу, засмеялся противным скрипучим смехом.

Глаза садиста зажглись ледяным пламенем. На лице застыла маска сумасшествия, на виске, удивительно отчетливая, начала пульсировать жилка, отсчитывая секунды. Последние мгновения их жизни? Вполне вероятно…

Поведение худого психопата отошло на второй план. Вперед вышла она. Ее лицо, ее глаза. В них разгоралось пламя, жаркое пламя, полная противоположность холодному бесцветному огню, полыхавшему в зрачках их мучителя. Пламя дорогих глаз согрело его, заставило улыбнуться, чуть заметно, еле различимо.

Работать с улыбающимися жертвами «худой» явно не привык. Тонкие губы сжались, исчезли, осталась лишь еле различимая линия в том месте, где должен быть рот, будто нарисовал какой-то неумелый художник глупую улыбку, которой рассчитывал разбавить страшное лицо…

Послышался скрип колесика давно не знавшего смазки. Они, обмениваясь безмолвными взглядами, увлеченные друг другом, не сразу заметили, что ситуация меняется и, конечно же, в худшую сторону.

Медленно, почти торжественно по комнате прошел «худой», толкая перед собой тележку, накрытую салфеткой, что не так давно была идеально белоснежной. Шел, бормотал что-то под нос, возможно, пытался петь. Они же по-прежнему пожирали друг друга глазами, открыто игнорируя все происходящее.

Бесцветные глаза палача пробуравили взглядом обоих, худые губы сложились в ухмылку, которая быстро переросла в сумасшедший оскал. Костлявая рука сорвала ткань, выставляя на всеобщее обозрение дежурный набор бывалого садиста.

Увидев тележку со всем содержимым, она задрожала. Блеск инструментов для пыток резал глаза. Она понимала, что второго шанса провести «худого» не будет, что тот начеку и что некому больше прийти им на помощь. Это конец…

Бесцветный психопат стоял и покачивался, будто от сквозняка. Холодный взгляд стеклянных глаз перепрыгивал с нее на него, после обратно. Оценивающий взгляд, пугающий, не было в нем ничего сколько-нибудь человеческого.

Просто так висеть и даже не пытаться спастись было бы как минимум глупо. Пусть наручники врезаются в кожу, но подобное уже бывало…

– Знаешь, вот дотянись я до тебя хоть мизинцем! – злобно пробормотал он, рассчитывая вывести худого психопата из равновесия. – Честное слово, это было бы последнее мгновение твоей никчемной жизни.

Палач заметно оживился. Внимательнее всмотрелся в его глаза, улыбнулся жалким подобием улыбки. Подошел на полшага ближе, точно рассчитав расстояние, выбрав место, куда не в меру агрессивная жертва гарантированно не сможет дотянуться.

– Хорошо, но только если ты настаиваешь! Да, я тебя уважу, – улыбка тонких губ окончательно превратилась в оскал психически больного человека. – Я начну с нее. Не волнуйся, спешить не буду, напротив, сделаю все, лишь бы ты вдоволь насладился зрелищем. А вот уже после займусь и тобой, но тоже медленно и аккуратно.

– Не смей ее трогать, а то…

– До чего же интересно! А что ты можешь сделать? – «худой» подошел еще на полшага, готовый в любой момент отскочить. – Что? Правильно, ничего ты сделать не можешь! Ты не можешь, она не может, да никто не может!

– Любовь может, – на удивление спокойным голосом произнесла она.

Звякнули наручники. Цепочка заскользила по трубе. Часто перебирая ногами, практически не касаясь ними пола, она приближалась к нему. Мгновение и она уже рядом. Прижалась к нему всем телом, жадно впилась губами в его губы.

– Что ты говоришь? А, любовь! Да это хорошо. В разумных конечно пределах, – «бесцветный» на всякий случай отошел назад. С деланным равнодушием посмотрел на них. Прошла минута, равнодушие сменилось раздражением, еще одна и переросло в злобу. Худое лицо окрасилось в бордовые оттенки, по комнате разнесся истеричный крик: – Хватит! Прекратить! Я кому сказал!