Мы-курги

Это письмо не было похоже на те поздравительные и благодарственные письма, которые присылали радже высокие английские чиновники и генералы. Это был приказ раздраженного хозяина провинившемуся подчиненному. Это было прямое указание на то место, которое надлежало занять отныне Кургу и его радже. «Союзник» соглашался только на младшего партнера. Ни о каком равенстве речи не было. Но радже казалось, что еще не все потеряно. Он думал, что если все объяснить как следует, если обо всем напомнить, досадное недоразумение рассеется, и ему принесут обычные в этом случае извинения. Он взял английскую голубую бумагу с водяными знаками, склеил листы в свиток, Получилось не менее пяти метров. Этого было достаточно, и он сел писать ответ. О помощи кургов английской армии он писал слишком подробно. Такая мелочность ему не нравилась самому. Это было не в его, курга, характере. К тому же все это походило на оправдание виноватого. А он не считал ни себя, ни тех, кто совершил набег, таковыми. Но его возмутило скрупулезное перечисление награбленного в письме полковника. Осведомленность его ставила раджу в тупик. И крайне раздражала. Когда курги кормили прожорливых английских солдат, то не считали, сколько мешков риса и сколько голов скота они при этом потеряли. Они не считали, сколько это стоило. Они не просили за это денег. А эти посчитали даже медные сосуды и узлы с одеждой. Ни один порядочный человек не обратил бы на это внимание. Разве обращали внимание на то, сколько золота и драгоценностей награбили английские солдаты и офицеры, когда пал богатый Серинтапатнам? Нет, в письме полковника было явно что-то не так. Но вежливость требовала на него ответить, и раджа отвечал. Что сделали его люди? Разве они захватили британскую территорию? Они взяли только то, в чем нуждались сами. Например, женщин. Когда люди Типу Султана угнали пять тысяч кургов в плен, среди них было много женщин. Теперь женщин в Курге не хватает. Разве можно вернуть тех, кого они похитили в Майсуре? Курги на них уже женились и не могут без них жить. Он так и написал: «не могут без них жить». Что же касается остального, то раджа не может заниматься тем, чтобы отбирать какие-то браслеты, кувшины и серьги… У самого же раджи нет денег, чтобы уплатить компенсацию за награбленное. Ибо раджа потратился на Бомбейскую армию. «Я служил Компании, — продолжал он, — с самого начала войны в надежде иметь дело с друзьями и заслужить их уважение». Раджа заполнил все пять метров свитка. Но тревога не покинула его.

Гонец ускакал со свитком в Серингапатнам. Оттуда он не привез ни ответа, ни извинения. Серингапатнам молчал, как молчат, когда не желают иметь дела с кем-то, не заслуживающим внимания. Раджа метался в своем дворце, кричал на слуг и не хотел принимать министров. Чувство неуверенности, которое возникло в тот вечер, когда он писал письмо длиной в пять метров, теперь сгущалось и разрасталось, как туман на горах в дождливый сезон. Туман оседал тяжелыми каплями подозрительности и беспричинной тоски. Подозрительности по отношению ко всем: к «союзникам», к приближенным, к родственникам и к собственной жене, к вождям, к старейшинам кланов. На границах Курга было тихо. Войны отшумели и ушли. Но эта тишина и спокойствие напоминали радже о затаившейся засаде, когда молчаливые охотники ждут удобного момента, чтобы прикончить загнанного зверя, которого они обложили. Тишина и спокойствие порождали у него безотчетный страх и давящее чувство безысходности. Тогда он поднимался на дворцовую крышу и смотрел на свою страну. Отовсюду с границ на дворец наступали горы, они запирали всех, кто жил здесь, не выпускали за свои пределы и скрывали за собой то, что не имело ни выхода, ни спасения. Он помнил, что когда-то горы были иными. Они укрыли его после бегства из заточения, они дали ему выход и надежду. Теперь они утратили эти качества и стали враждебными, как тишина, которая стояла за их синими пиками. Однако враждебны не только горы, но и люди. Он перебирал в своей памяти многих из них и не находил ни верного друга, ни преданного слуги. Те же, на которых он надеялся больше всего, дружбу с которыми он скрепил своей королевской печатью, теперь молча наблюдали за ним из-за этих гор и не отвечали на его письма. А если это иногда и случалось, то их ответы были вежливы, и в них сквозило пренебрежение, которое было трудно перенести. В этих редких ответах не было обычных уверений в дружбе. Теперь уверения были им не нужны. Если что случится, они не придут на помощь. Теперь он один. Один против гор и людей. Но если затаившуюся враждебность гор он не может преодолеть, то с людьми дело обстоит иначе. Он докажет им, кто он такой, Вирараджа! Они должны знать, что ни один раджа не сделал столько для Курга, сколько он. Он прошел через плен и страдания. Он воевал с Типу. Он отстоял свободу Курга. Отстоял ли?