Мы любили (СИ)

Мы вздрогнули одновременно, а потом так же одновременно задрали головы. Прямо над нами висела клетка. А в ней был попугай, большенный, белый, с мощным хохлом на макушке. Он переступил мохнатыми лапами, подёргал головой и отрекомендовался:

— Кеша! Мальчик! Серебряный попугайчик!

Мы с Серёжкой снова посмотрели друг на друга и начали медленно надуваться. Я не выдержала первой. Мы хохотали минут десять, смолкали, смотрели друг на друга и начинали снова. Потом Серёжка притянул меня к себе, и мы просто долго так стояли, прижимаясь друг к другу, с упоением принимая близость. Он был такой родной в этот момент, такой любимый, со всеми своими родинками и морщинками возле губ. Я осторожно протянула руку и провела пальцем по его губам. Он сморщился и сказал:

— Щекотно…

— Да поцелуй ты уже её! — услышали мы и повернули головы.

За чайными столиками было полно народу. Они пили чай и смотрели на нас. Серёжка схватил меня за руку и потащил прочь.

— Куэрида, — спросил он. — Ты простила меня?

— А ты? — откликнулась я.

Он притиснул вдруг меня к стене и впился в губы. Я радостно рванулась навстречу и стала плавиться в его руках, в его таких твёрдых несуетливых ладонях. Потом я услышала, как он вставляет ключ в замочную скважину. В комнату он затащил меня, не прерывая поцелуя, захлопнув дверь ногой и швырнув ключ на что-то стеклянное. Наверное, целую вечность мы целовались прямо там, у входной двери. Сергей притискивал меня к себе, удерживая одной рукой за плечи, а другой за талию. Мне наконец-то было по-настоящему хорошо. Потом где-то зазвонил мобильник. Серёжка выругался и подхватил меня на руки. Он положил меня на кровать и небрежно цапнул вспыхивающий зелёным экраном и вякающий телефон.

— Н-ну? — злобно спросил он, некоторое время просто слушал, потом как-то зашипел и сказал. — Идите на фиг!

Он сел на кровать, выключил телефон совсем и закинул его на стол. Несколько секунд сидел, глядя прямо перед собой, сжимая и разжимая кулаки, а потом упал рядом и снова потянулся ко мне руками.

— Кто это был? — тихо спросила я. — Кошка?

— Папенька твой, — буркнул Сергей. — Спрашивал, где ты.

Он некоторое время неистово целовал меня, лицо, обнажённые плечи, шею, потом раздражённо спросил:

— Где это платье расстёгивается? — и добавил. — Я его сейчас порву ко всем чертям!…

— Ты светишься, куэрида, — сказал вдруг Серёжка.

Я посмотрела на себя. В комнате уже было не темно. Зимний рассвет догнал нас, а снег за окнами сделал его ясным. В странном рассеянном свете моя кожа и в самом деле сияла металлическим отблеском, мягко, но заметно.

— Господи, — пробормотал Серёжка. — Как же так случилось, что ты стала моя, куэрида? Ты ведь и правда моя?

Я кивнула и вдруг испугалась.

— А если сейчас придёт кошка?

— Какая кошка? — не понял он.

— Эсперанца! — процедила я.

— А, — он вяло отмахнулся своей точёной кистью. — Её комната в другом месте…

Он запихнул руку куда-то под кровать и выволок оттуда бутылку шампанского.

— Предлагаю поддержать силы, — пробормотал Сергей. — Полька, вида миа, там на столе есть бокалы…

Я глянула и сказала:

— Один и ещё кучка стекла.

— Давай его сюда… Бокал конечно…

Я принесла, и мы стали пить то сам ое шампанское, так восхитившее меня ночью, отпивая по глотку и передавая друг другу бокал. Потом он снова стал целовать меня.

— Я уже было решил, что всё, — нехотя признался Сергей. — В особенности, когда увидел тебя с этим Карузо…

— Ты красивый, — сказала я. — Эрмозо.

— О? — удивился он. — Этого слова я точно не произносил.

— На истории искусств, — призналась я. — Шла речь о Филиппе Красивом. Я запомнила.

Серёжка собственническим загребущим жестом ухватил меня и притиснул к себе.

— Моя женщина! — объявил он с точно такой интонацией и таким же выражением на лице, с каким недавно папа сказал «Моя дочь!», с гордостью и полным осознанием прав собственника.

Я вспомнила.

— Серёжка, ночью ты послал на фиг моего отца…

Сергей пробормотал что-то в том смысле, что и не жалеет.

— Папа такие вещи терпеть не может и не прощает, — сказала я.

— Я тоже, — буркнул Сергей. — Если ещё позволит себе подобные высказывания в мой адрес, я заберу тебя у него прямо сейчас.

Сказан о было так, что я поняла: он принял решение и менять его не намерен.

Усталость мягко гудела во всём теле, но спать не хотелось совершенно. Мы так и сидели, обнявшись, разговаривали и строили всякие планы.

Потом пришла моя мама, принесла для меня другое платье.

— Ох, и наделали же вы вчера шуму, ребята, — сказала она.

Мы уставились на неё. Мама улыбнулась.

— Вы так орали друг на друга, что сбежалась половина дома. И наблюдала потом, как вы, в упор никого не видя, смеялись и обнимались. Сашка был в ярости. Я еле удержала его. А ещё до этого все заметили, как один прятался, а другая с потерянным видом его искала.

— А сейчас? — спросила я. — Как папа сейчас?

— Поговорить им придётся, — осторожно сказала мама. — Пойдём.

Они действительно… поговорили. Первым делом папа отвесил ему зверскую пощёчину и процедил:

— Не смей выставлять на посмешище мою дочь!

Серёжка сделался яростный и очень сдержанный при этом.