Мы люди новой эры!

Данила давно уловил семафор и, зная, что птичка из клетки не вырвется – продолжил пустое словесное варево, которое с радостью и вдохновеньем глотала его собеседница, не видя в Даниле совсем террориста–развратника, лишь лико ученого мужа её привлекало, и палец, под номером выше десятого, её увлекал ещё более, плюс неожиданность секса, который давно нарисован был Ритой в своей голове, – да-да!! – работа подкорковой зоны не столь уж сложна, как пишут в бумажках длиннющих своих академики, и кот овладевший котярой, не более мелочен и не научен, что с оной котярой поделать.

— Вы посмотрите, Марго! Вы посмотрите на ту лавочку, где хрюкают две особи, верней одна орет. И это, вы считаете, предел цивилизации… И это, вы считаете, предел души полета? А как же Эхнатон и Нефертити, а как же старина Гермес, который Трисмегист? Платон и Пифагор? Плотин и Аристотель? Аквинский и Бэкон? Спиноза, Локк и Лейбниц? А Юм? А Беркли? Кант и Фихте? А Шопенгауэр и Ницше? А Бергсон, Достоевский?

Они, я думаю, бы предпочли не хрюкать на скамейке, конвульсии оргазма дожидаясь. Ведь Ориген кастрировать себя решил, когда угрозу от яиц почуял. И сделал это с помощью монашки. Святая была дева, надо думать. Об "этом" и не думала совсем…

— Но не было иммунодефицита!

— Так что ж? Теперь он есть. И всё, Платона в печку, а Аристотеля на самокрутки пустим? Да, кстати в тему – а табак? Какой дурак растить начнет его? Аль тоже малыши в пеленках?

— Данила, хватит, ты меня и так ввел в возбужденье… До вероятности большой… Хорош о детях… Их не будет… Оргазмов тьма нам предстоит… Да в церкви столь свечей не светит!!! Иди сюда… Скамейка рядом есть… Не надо философии излишней… Когда стоит твой памятник – я вижу! Стоит, стоит, стоит!!! Ну, не робей, мы люди новой эры!