Мы, народ… (сборник)

Пиля тут же переместился, так, чтобы заслонить собой коричневую фигуру, плотно, выгнутыми ладонями обнял пальцы майора, сжимающие стакан, и, как ребенку, ласково придвинул его ко рту.

– Ты пей, Вася, пей. Главное – остуди душу, – заботливо сказал он.

Некоторое время они без интереса смотрели, как манайцы опустошают пилин участок. Сначала был разобран забор, причем не просто разломан, а с нечеловеческой тщательностью разъят на отдельные досочки. Досочки эти были уложены четырехугольными колодцами на просушку: манайцы иногда зажигали внутри своих огородов небольшие костры – дым, вспухая и ширясь, окутывал грядки непроницаемым одеялом. Затем они сдернули дранку с крыши, которая, впрочем, едва ее тронули, начала осыпаться сама, прогнила, наверное, до трухи, Пиля-то когда чинил свою крышу – наверное, лет тридцать назад. Дранка тоже была собрана в аккуратные штабельки. А потом манайцы, изгибаясь как гусеницы, словно гуттаперчевые их тела вовсе не содержали костей, начали снимать с избы венец за венцом, тут же распиливая толстые бревна на принесенных с собою козлах: слышен был утомительный звук «вжик-вжик», короткие деревянные плахи, которые из этого получались, расщепляли топориками. Прошло, наверное, не более часа, ну может быть полтора, и на подворье, опустевшем как после нашествия саранчи, остались лишь камни, обозначавшие бывший фундамент, и неглубокая яма, служившая Пиле погребом. Впрочем, камни манайцы тоже зачем-то выворотили, яму же забросали мусором и принесенной с ближайшего пригорка землей. И студент вяло подумал, что вот на следующий год взойдут на этой земле сорняки, потом осенью отомрут, полягут, перепреют до гумуса, весной взойдут снова – лет через пять никто и не вспомнит, что здесь когда-то стоял пилин дом. Как не помнят о тех домах, которые были разобраны в прошлом году, и в позапрошлом, и три года назад. Ведь сорок пять изб, кажется, стояло в деревне. А сколько осталось теперь? Всего ничего. Если, конечно, не считать за избу двухэтажный административный барак, который манайцы почему-то не трогают.

Да и кому будет помнить? Тем деревянным старухам, что высыпали сейчас на улицу, каждая у своей калитки, и, точно идолы, сложив руки на животе, молча наблюдают за происходящим.

Может быть, к следующему лету этих старух тоже уже не будет.

И еще студент с легкой тоской подумал, что поездка его, громко называемая полевыми исследованиями, была, в общем, не слишком удачной. Нет, конечно, в формальном отношении результаты есть: найдено капище (если только менгиры[1], обнаруженные в лесу, можно считать таковым), сделаны соответствующие обмеры, вполне приличный комплект фотографий, пробит шурф, откуда извлечены остатки фибулы[2]. Можно считать доказанным, что в древности здесь какие-то люди жили. Зафиксированы даже несколько слов сармонского языка. Если только это действительно сармонский язык, если Пиля со своей пропитой башкой ничего не наврал. Отчет по гранту можно написать запросто. Доктор Моммзен, при всей его требовательности, будет доволен. Однако признаемся самому себе: не сделано главное. Не установлено, что автохтонным субстратом здесь были именно предполагаемые сармоны. Это пока лишь в рамках рабочей гипотезы. Могли быть и гунны, и малоизвестные енисейские племена, и даже юго-восточная часть каких-нибудь финно-угров. Что мы, по сути, знаем о тогдашнем этногенезе? Нужны раскопки, нужен системный анализ, но кто даст денег на археологическую экспедицию? Кого сейчас интересуют сармоны? Правда, Приск в своей «Истории Византии» пишет, что Аттила по происхождению был, вероятно, из сармонских князей. Однако опять-таки – кого интересует Аттила? Это у венгров он – значимая фигура, великий воин, национальный герой. Венгерские короли ведут свою родословную именно от него. А у нас? Слушать никто не станет. И потом – время, время идет! Через пару лет здесь будут одни манайцы.

– Неужели ничего нельзя сделать? – ни к кому особенно не обращаясь, спросил он. – Городские, что ж, ваши не хотят эту землю взять? Места-то какие – лес, речка, простор, грибы, ягоды… Ну – вообще…

– Городским асфальт нужен, – сказал Пиля, дожевывающий очередной огурец. Насколько можно было судить, питался он исключительно этим овощем. Другого, во всяком случае, студент у него не видел. – Дорога чтобы проведена была, электричество чтобы – горело. Кто тут будет по нашему проселку ломаться?..