Мы нарушаем правила зимы

– Ну вот, гляди – и ты уже работу нашла, – говорила Клаша. – Покамест с этом мальчиком станешь заниматься, а там и в учительницы поступишь! Вот чего ещё желать!

Неугомонная Клавдия, сидя за столом, шелестела бумагами: она переписывалась с подругой, что осталась в «Прекрасной Шарлотте». Та делилась новостями «салона», и между прочим, сообщала, что у них появилась новенькая товарка. Девица из образованных, может быть и из дворянок, ибо сразу видно – не проста. По-французски говорит, на «пианине» играть умеет. Только вот грустит уж очень, всё молчит, говорить не хочет ни с кем. И живёт она в бывшей Клашиной комнате, оттуда почти не выходит.

– Бедняжка! – пожалела её Анна. – Каково же ей будет к этой жизни привыкать?

– Ну, может Аграфена её, как тебя, в учительницы поставит? – предположила Клавдия. – А, впрочем… Раз она уже там, что тут говорить!

* * *

Клаша вскоре уснула, а вот Анне не спалось. Шёл июнь. Ночь была светлой, теплой, в окно залетали назойливые комары; пахло свежей травой, цветами и влажной после дождя землёй.

Ту опасную неделю в мае Анна на этот раз пережила легче и без происшествий. Ей помогало переносить свои странные видения на бумагу, так, чтобы не задыхаться от желания плясать, прыгать и петь – вместо неё это делали те, кого она рисовала.

Это были те самые девушки, прекрасные собой; они танцевали, порхали и превращались в птиц, рыб, зверей. На их лицах цвели улыбки, Анне казалось, она слышит звонкий, серебристый смех. Она не знала, кто это такие – только тот камень, освещённый солнцем, в виде вращающегося колеса стал ей знакомым. И она знала – Илья побывал там.

Потом майская неделя прошла, Анна почувствовала себя спокойнее. Только вот тоска по Илье по-прежнему давила на сердце. Как он там? Когда они увидятся?! И ведь она по-прежнему ничего о нём не знает, кроме того, что у него есть сестра…

Анна взяла карандаш и начала набрасывать его портрет. Высокий лоб, пушистые светлые волосы, худое, скульптурно-правильное лицо с угольно-чёрными глазами и твёрдыми губами… Вот если бы у них был ручной голубь, можно было бы послать его с письмом! Хотя – разве Илья сможет найти её, даже зная адрес? Вдруг он совсем не помнит города?

Она нарисовала Обуховский мост – тот находился недалеко от квартиры Александры. Квартиры что столь недолгое время была их маленьким раем. Анна закрыла глаза и представила, как Илья подходит к набережной Фонтанки, всходит на мост и ждёт её там… Над ним пышно разгорается заря, луна понемногу гаснет в небе. Раннее утро – на улицах пусто, они видят друг друга, бегут навстречу… Их руки смыкаются; прежде чем обняться, они смотрят друг другу в глаза и не могут наглядеться. Илья легко подхватывает её, кружит – а она гладит ладонями его взволнованное счастливое лицо, чувствуя, как горят его щёки…

Анна вздрогнула и очнулась. Всё это, разумеется, померещилось ей в полусне. Однако на рисунке она увидела чёткие линии моста, поднимающееся солнце и Илью, что стоял лицом к ней и слегка улыбался.

Глава 4

Владимир Левашёв ехал по непривычно приветливым летним петербургским улицам на своем великолепном английском жеребце. Уже наступило время белых ночей; по вечерам народу в центре города было полным-полно. Со всех сторон слышался смех, разговоры, уличные музыканты играли на набережных и площадях… Люди прогуливались, катались в открытых ландо, фланировали по Невскому, устремлялись к Неве. По реке скользили большие и маленькие лодки, пароходики, груженые баржи, роскошные яхты и скромные ялики…

Владимир подумал, как прекрасно было бы нанять лодку – что-нибудь вроде венецианских гондол, где можно укрыться вдвоём – и пригласить Софью Дмитриевну на прогулку по петербургским рекам белой ночью. Однако как объяснить Елене своё отсутствие дома всю ночь?! Ведь говорить с ней о новой женитьбе пока слишком рано, планы на свадьбу с Софи всё ещё оставались планами.

Но ему так хотелось, кроме холодного расчёта, впустить, наконец, в свою жизнь настоящую романтику! Разве он виноват, что обе сестры Калитины не сумели как женщины, поддержать его интерес?! Элен быстро наскучила ему со своей страстной любовью, а Анет просто внушила ненависть и отвращение!

На миг кольнула противная мысль: а что, если после свадьбы Софья Нарышкина, такая юная, прелестная, неземная, тоже станет ему скучна и постыла?! Вдруг семейная жизнь с нею, о которой он думать пока не мог без головокружения и сладких мурашек по всему телу – вдруг всё это превратится сперва в привычку, а потом в унылую рутину? К тому же, рано или поздно у них с Софи тоже пойдут дети, она станет такой же серой домашней курицей, как и Элен! И для него всё начнётся с начала: поиск новых ощущений, какая-нибудь новая влюблённость, роман, ревность и истерики Софьи…

Владимир тряхнул головой. Да что же это, зачем он допускает такие мысли? Софье Дмитриевне всего восемнадцать лет, она так хороша собой, умна, образована, очаровательна, капризна! Уж она-то сумеет вести себя так, чтобы не надоесть! Правда, ведь и Елене было только восемнадцать, когда они впервые встретились…