Мы наш, мы новый…

– «Росич», вы считаете, я не вижу, в каком состоянии небосвод и какова сейчас луна? Прием.

– Никак нет, не считаю. Прием.

– Тогда не лезьте поперед батьки в пекло. – Вообще-то звучало это несколько двояко, и, несмотря на выговор, Антон не смог удержаться от улыбки, как, а он был в этом уверен, не удержались и остальные. – Здесь «Триста первый», всем внимание, доложить о готовности к бою. Прием.

– «Триста второй» к бою готов, прием.

– «Триста третий» к бою готов, прием.

…

– Здесь «Триста первый». «Росич», «Триста второй», «Триста четвертый», атаковать противника. Давайте, сынки, врежьте им.

Насчет сынков вообще-то утверждение спорное: Песчанин и Панин под это определение вполне себе подходили, но вот Кузнецов если и был младше Науменко, то не намного. Петр Афанасьевич не случайно выбрал именно эти корабли – в отличие от остальных, их командиры были на порядок лучше знакомы со своими миноносцами и имели богатый опыт их вождения, а им предстояло вертеться как угрям на сковородке. Опять же в этой тройке был назначен старшим Антон, а названным командирам не привыкать ходить под его началом – это кадровые могли воспротивиться.

– Здесь «Росич», «Триста второй», «Триста четвертый», переключиться на второй канал. – И через несколько секунд: – Средний ход, курс на сближение с противником.

Все же неудобно использовать промышленные турбины. С ними особо с ходом не поиграешь – либо средний, в двадцать пять узлов, либо полный, в тридцать пять. Хотя как-то приспособились, останавливая средний винт, имеющий привод от машины, а не от турбины: вполне можно было играть со скоростью. Но сейчас не тот случай.

– Ваше благородие, вижу цель. Предполагаю легкий крейсер.

Песчанин отстранил сигнальщика и сам приник к окулярам. Ага, все верно, крейсер и есть, за ним видны размытые тени – это эскадра, не иначе, а вот миноносцы не наблюдаются, все же темно пока, но осталось недолго. Значит, нужно торопиться.

– На дальномере.

– Цель наблюдаю, дистанция двадцать пять кабельтовых.

– «Триста второй», «Триста четвертый», прием.

– «Триста второй» на связи, прием.

– «Триста четвертый» на связи, прием.

Остальные корабли хранили молчание, да и не могли они вмешаться в этот диалог, потому как не слышали этих переговоров. Все же хорошо, когда можно вот так вот переключить канал и общаться без помех: два отряда сейчас действуют независимо друг от друга.

– Отворот все вдруг влево, начинаем брать упреждение, прием.

Три кораблика некоторое время двигались параллельно японской эскадре, и, только опередив противника, они вновь повернули к нему. Антон все же хотел по максимуму использовать дальность хода торпед: слишком приближаться не хотелось. Наконец торпеды пошли: «Росич» атаковал крейсер.

Корабли вновь легли на параллельный курс, отключив турбины и идя только на машине. По-хорошему после атаки следовало уходить, но у них была другая задача. Того наверняка известно о «Росичах», не может быть неизвестно, опять же он не исключает опасности минной атаки со стороны других русских миноносцев, иначе не объяснить наличия охранения. Стало быть, необходимо отвлечь внимание сторожей и создать условия для удачной атаки основного отряда, а для этого нужно себя обнаружить. Вот только хотелось еще и результат получить. Очень хотелось.

Взрыв! Взрыв! Две из четырех. Все же попали в крейсер. Ну да чего удивляться – хотя бы одна мина должна была попасть, ведь били как на полигоне. Крейсер тут же осветился огнями – понятно, в кромешной темноте бороться за жизнь корабля не с руки. Загорелся прожектор и начал выискивать атаковавших. А вот броненосная фаланга все еще утопает в темноте. Того весьма серьезно относится к ночным атакам миноносцев и уже не раз делал на них ставку.

– «Триста второй», «Триста четвертый», пошли.

Сам «Росич» в атаку не торопится: его задача сейчас несколько иная. Два миноносца делают разворот и начинают набирать ход, устремившись в атаку. Можно было атаковать и вместе с «Росичем» – уж больно ситуация была удобной, – но это не входило в планы Антона: необходимо по максимуму засветиться, это сейчас главное.

– Георгий Ираклиевич, не пора ли подсветить Того? Что-то он темнит, – улыбнувшись, обратился Антон к артиллерийскому офицеру.

Мичман Чехрадзе лет пять назад был списан с флота – имелась темная история. Антону она была, естественно, известна: не мог он вслепую набирать людей. Этот грузин был склонен к нечестной игре, и за карточным столом с ним лучше было не сходиться. Было у него три страсти – артиллерия, море и карты, которым он был готов отдаваться целиком и без остатка, со всей горячностью кавказской натуры. Но третья все же поставила крест на первых двух. Будучи молодым и чрезмерно горячим, однажды он зарвался и был уличен, взят, так сказать, с поличным. Состоялся суд чести со всеми вытекающими. Лишившись двух, он целиком и полностью отдался третьей, весьма в этом преуспев. А потом на его пути повстречались эти странные люди, и Чехрадзе вновь вздохнул полной грудью.