Мы не могли разминуться

– Пожалуйста! Он ни о чем не просил, совсем ни о чем, поверь мне. Он искренне рад за вас обоих. Он никогда бы не посмел встать между вами, особенно сейчас. Я не сомневаюсь, что, будь у него силы, он бы меня придушил за то, что я поехал к тебе. Но я знаю, что ему нужно увидеть тебя в последний раз. После тебя у него не было женщин, он сам мне сказал. Его сон часто неспокоен, из-за этого он теряет последние силы. А еще во сне он постоянно зовет тебя. Ты последняя, с кем он еще не заключил перемирия…

– Разве я мало плакала по его вине? – всхлипнула я.

Я покосилась на Поля, я была подавлена тем, что он присутствует при этой сцене. Он погладил меня по щеке.

– Прости, – попросила я.

– Не надо щадить меня, скрывая свое горе. И не забывай о том, что он сделал. Ради нас он пожертвовал собой. Ты должна поехать… Меня это не пугает, ведь ты меня любишь.

– Больше всего на свете, – прошептала я.

Потом повернулась к Николя, взглядом умолявшему меня откликнуться.

– Пожалуйста, Рен, – настаивал он.

– Я приеду. – Слова вырвались у меня сами собой.

– Спасибо… Не тяни… Ему недолго осталось.

Уже на следующий день мы отправились в Сен-Мало. Естественно, Поль поехал со мной, я бы без него не выдержала. Мы с ним пара, единое целое. Как я могла отстранить его из-за того, что у нас было с Пакомом?! Накануне вечером я говорила по телефону с Ноэ, который, по утверждению Николя, стойко держался, и он тоже настаивал на приезде Поля.

Погода была ровно такая же, как в тот день, когда я впервые вошла в ворота старого города: ветер хлещет по лицу, синее небо забито грозными тучами. Буря. Похожая на ту, что разыгрывалась в квартире над крепостными стенами, и на бушевавшую в моем сердце. Поль остановился и отступил назад перед высокой дверью особняка арматоров, где жил Паком. Я схватила его за рукав и удержала.

– Ты что?

– Я не пойду.

Я в испуге уставилась на него, он меня обнял.

– Несмотря на уважение, которое все мне выказывают, мое место не здесь, ты должна прийти к нему сама, без меня, в память о том, что вас связывало. Он сделал для тебя много хорошего, ты никогда его не забудешь, и я не ревную. Сейчас у тебя последняя возможность поговорить с ним. Не беспокойся. Ты меня любишь, и между нами ничего не изменится – на этот счет у меня никаких сомнений.

– Ты мне нужен.

– Нет, ты ошибаешься, ты умница, ты поведешь себя правильно, я тебя знаю. Если что, телефон все время при мне.

Я поднялась по лестнице, не торопясь и размеренно дыша. Поль наверняка предупредил Ноэ, потому что я даже не успела преодолеть последний пролет, а он уже открыл дверь. Мой сын стал еще старше, его глаза покраснели и были обведены черными кругами, черты лица стали резче. Я крепко обняла его, и он повел меня в квартиру, где о его присутствии говорили акустические колонки и гитара. Все остальное здесь было так же, как в моих воспоминаниях, все на тех же местах. И стол по-прежнему стоял у окна. Я проглотила комок в горле, у меня не было права сломаться. Николя бросился ко мне, я сжала его в объятиях так сильно, как могла, уже готовясь утешать.

– Где дети? – спросила я.

Ну да, это нелепый вопрос, но я подозревала, что Николя станет немного легче, если заговорить с ним о детях.

– В школе.

– Я скоро пойду за ними и отведу к няне, – сообщил Ноэ.

– А где Элоиза?

Николя кивком указал на спальню Пакома. Она как раз выходила оттуда. Увидев меня, она вздохнула с облегчением и бросилась в мои объятия. Мы все были вместе. И это утешало, давало силы противостоять горю. Мы поддерживали друг друга, забыв на время о наших прошлых сражениях и таких непохожих жизнях.

– Клянусь, Рен, я впервые возненавидела свою профессию. И почему я медсестра, за что это мне?

Я даже не рискнула представить себе, какой тяжелый крест свалился на ее плечи. Ведь ей приходится ухаживать за Пакомом в последние минуты его жизни.

– Где Поль? – неожиданно спросил Ноэ, и мне не понравился его тон.

– Он не хочет заходить.

– Я пойду за ним!

– Оставь его, Ноэ, у него свои соображения.

– А у меня – свои!

Он покраснел от злости, лицо стало мрачным, он инстинктивно сжимал и разжимал кулаки.

– Потише, Ноэ, – как можно мягче попросила я.

– У меня три отца, мама!

Это был крик, вырвавшийся из глубины естества, и он, показалось мне, удивил его не меньше, чем всех нас. Потом он внезапно успокоился, как будто выплеснул то, что сдерживал последние месяцы, а может, и годы.

– Одного я сейчас теряю, и мне необходимы оба других.

В нем снова подымалась волна гнева.

– Я хочу, чтобы они собрались все трое, чтобы хоть однажды все были со мной! Разве я слишком многого прошу? – завопил он.

В квартире надолго повисло тяжелое, тревожное молчание. Николя осторожно приблизился к сыну:

– Давай сходим за ним вдвоем.

Минут через пятнадцать они вернулись с Полем. Проходя мимо меня, он прикоснулся губами к моим волосам. Ноэ попросил немного подождать, он охранял Пакома, словно сторожевой пес. Потом он позвал мужчин, и они скрылись в коридоре. Мы с Элоизой сели на диван и взяли друг друга за руки.

– Как дети? – поинтересовалась я.