Мы не навсегда

«Сегодня умерла», – добавляю мысленно. Малыш смотрит на меня орехово-карими глазками и постанывает. Его грудь тяжело вздымается, межреберные промежутки втягиваются. Как врач я знаю, что это плохой знак… Звоню в «скорую» и выясняю, какая сегодня больница дежурит. Вызываю такси – так будет быстрее и надежнее. Глажу горячую кожу Ванечки, удивляясь странному, затопившему меня ощущению – я его не ненавижу… Сочувствую, жалею, волнуюсь о нем, но ненавидеть… Нет.

– Папуль, такси скоро подъедет. Мы пошли, – застываю в коридоре, прижимая сонного Ваню к груди.

– Сонечка, а себе-то ты вещи не взяла? – спохватывается Галина Александровна.

– Ой, нет. А у меня тут… А разве…

– Есть кое-что, маечку сейчас найдем и трусики. Я халатик свой положу. Ничего, все обойдется. А завтра мы с Пашей посидим с Ванюшкой, ты домой съездишь. Паша, найди новую зубную щетку для Сони, чего сидишь? Потом поспишь… Тебе еще с Ричи гулять.

Водруженная ребенком и сумкой, спускаюсь по ступенькам на улицу. Перебираю мысленно, что я могла забыть? Ваня спокойно спит, зарывшись носом в мою мягкую хлопковую кофту. Ловлю себя на мысли, что за короткое время успела запомнить, что он любит. Лежать так точно нет… А сидеть на руках всегда, пожалуйста.

Неумело укладываю малыша в автокресло подъехавшего такси и звоню Марине. Может, она кого-то знает из первой детской? Перевожу взгляд на вмиг заснувшего Ваню и тихонько произношу в динамик:

– Марин, у Вани высокая температура, мы едем в первую детскую больницу. Ты… Извини, что я так…

– Все нормально, Сонь. Тебе только этого не хватает для полного счастья! Ты что, решила все-таки оставить мальчика?

– Марин, я не поэтому… Я и не думала еще об этом, – отмахиваюсь от неудобных вопросов, с силой растирая переносицу. – Он горит и тяжело дышит.

– Сейчас заведующей приёмным отделением позвоню. Она моя однокурсница. Молодец, что позвонила, Сонь… Сейчас бы тебя вопросами замучили. Ты отказ от ребенка взяла?

– Взяла, – вздыхаю облегченно.

Такси паркуется на площадке возле больничных ворот. Забираю Ванечку и погружаюсь в объятия осенней ночи. Аккуратно ступаю по темной дорожке к светящемуся пятиэтажному зданию.

– Тише, Ванечка, не волнуйся. Тебя сейчас тетя доктор послушает… Все будет хорошо, – глажу проснувшегося малыша по голове, чувствуя, как от волнения слабеют ноги. Меня же сейчас засыпят вопросами! С каким весом ребенок родился? Какая группа крови? На мое счастье, коридор пуст.

– Здравствуйте, – приоткрываю дверь смотровой комнаты, встречаясь взглядом с миловидной женщиной в розовой пижаме. – Моя фамилия Тарасевич. Вам… звонили…

– Проходите, – улыбается она. – Марина только что позвонила и рассказала вкратце вашу… ситуацию.

– Да, мальчик сегодня потерял мать. Отказ от ребенка она успела подписать за несколько дней до смерти, – тянусь суетливо в сумочку.

– Не торопитесь, Софья. Кладите ребенка на столик, я его сначала осмотрю. Меня Тамара Сергеевна зовут.

– Очень приятно, – раздевая Ванечку, отвечаю я.

Тамара осматривает мальчика, светит ему в горло фонариком, слушает легкие, ощупывает лимфоузлы, выстукивает грудную клетку… А со мной в этот момент творится что-то невероятное: мне до ломоты в груди боязно услышать диагноз. Какое мне до малыша дело? Он не мой! Тогда, почему у меня от волнения дрожит подбородок и мутится в глазах?

– Бронхит, – заключает Тамара Сергеевна. – Хрипы мелкопузырчатые над всей поверхностью легких, дыхание жесткое. Справа в нижней доле небольшое ослабление дыхания, возможно…

– Пневмония? – почти вскрикиваю я, на миг почувствовав себя истеричной мамашей.

– Завтра узнаем. Я оставляю вас в отделении. Вы… сможете ухаживать за малышом, Софья? Кормить, купать, выполнять процедуры?

– Наверное… Да, – судорожно киваю, замечая недоверчивый взгляд Тамары. – Точно да…

Глава 33

Софья.

– Софья Васильевна, я вас прекрасно понимаю, – смягчается Тамара Сергеевна. Ее взгляд теплеет, а недоверчивые складки вокруг губ разглаживаются.

– Я от всей души вам благодарна, но… Не стоит меня жалеть. Правда… Я…

Ванечка заходится криком. Тянет ручки в пустоту и беспокойно ерзает на пеленальном столике. Подхватываю малышу на руки и прижимаю к груди. Даю соску и поглаживаю по спине и затылку, как он любит…

– Я и не думала, – парирует Тамара Сергеевна. – Вами можно лишь восхищаться.

– Могу я рассчитывать на отдельную палату? Я заплачу сколько нужно, – отрезаю, пропуская излияния доктора мимо ушей. Я обычная женщина, испытывающая боль и обиду… Не святая, но и не отъявленная грешница. И чувства мои никуда не уходят… Павел и Вика умерли, а я продолжаю лелеять обиду в сердце… То и дело представляю, как Павел приезжал к своей «Викуше», садился в большое потертое кресло в гостиной, ел ее еду, занимался с ней любовью… Обманывал меня, чтобы провести с Викторией вечер…

– Можно, – сухо отвечает врач, безошибочно угадав мое настроение. – Держите историю болезни. Поднимайтесь на третий этаж в детское отделение.