Мы не ненавидим друг друга (СИ)

Я киваю Таллуле и сажусь напротив нее, радуясь тому, что библиотеку отдали под ее ведение. Это, как минимум, означало, что здесь не будет лишних ушей, да и я чувствовал себя здесь комфортно и не так скованно.

— Александр, скажи мне, что ты чувствуешь?

Не будь Таллула милой добродушной фейри, с которой конклав решил сотрудничать, я бы сейчас закатил глаза или раздраженно вздохнул. Но вести себя так рядом с Таллулой было невозможно. В нее влюбились все, не исключая меня, так как каждый находил в ней какую-то родственную душу, готовую выслушать тебя и дать тебе совет. Она была женщиной преклонного возраста, седые волосы всегда были заплетены в низкий пучок, а лазурные глаза, согревающие тебя своей жизненной мудростью и душевным теплом, всегда были подведены какой-то фиолетовой штукой. Но ей это шло. Таллула была очень добродушной и мягкой, глубоко в душе, я признаю, что мне нравилось проводить время с ней, и говорить о том, что важно для меня. Я ценил ее советы, потому что они всегда были к месту и всегда осторожно тактичны.

Таллула была тем еще живчиком и ее чувство юмора успел оценить весь Институт, но на время сеансов она была тем собеседником, который мог дотянуться до тебя и расположить к себе.

— Я чувствую потерянность.

Потому что это правда. Я потерялся в своих отношениях с парабатаем, потерялся в своих чувствах к тому, что Иззабель теперь с этим надоедливым Саймоном, и я потерялся в чувствах к примитивной, я терялся от осознания того, что они противоречат моему желанию быть в стороне от нее.

— Но теперь это состояние не вызывает у тебя агрессии, верно?

Киваю.

Таллула права, раньше из-за этой потерянности я срывался на всех. В большей степени досаждая, конечно, примитивной. Мне было удобно винить ее во всем и отыгрываться на ней и на ее чувстве вины. Жестоко, знаю. Но что я мог сделать?

— Теперь это просто угнетает.

Таллула наклоняется чуть ближе.

— Что тебя радует, Александр? Ради чего ты просыпаешь по утрам?

Я теряюсь от ее вопроса, и какое-то время просто растерянно моргаю.

— Меня радует осознание того, что я приношу пользу.

Таллула качает головой.

— Нет, Александр. Я спрашиваю тебя не о твоей работе и не о чувстве долга. Я спрашиваю тебя о том, что тебя радует в этих трудовых буднях. Что приносит тебе радость.

Я снова растерянно моргаю.

— То, что я работаю рядом с сестрой?

Факт того, что на ее вопрос я отвечаю своим неуверенным вопросительным тоном, уже давал понять, что я думаю не о том.

Таллула мягко улыбается и снова облокачивается о спинку своего кресла.

— Хорошо, давай попробуем по-другому, Александр. Скажи, что хорошего есть в каждом твоем дне?

Не задумываясь, отвечаю:

— Я провожу его с Изабель.

Таллула снова мягко улыбается.

— Ты очень привязан к семье, Александр, это вызывает уважение и восхищение. Изабель очень повезло с тем, что у нее есть такой брат, как ты.

После чего снова наклоняется ко мне.

— Но что есть помимо этого? Что еще вызывает у тебя положительные эмоции?

Мне требуется немало времени, чтобы все-таки дать ей ответ.

— Тренировки.

Таллула кивает, намекая, чтобы я продолжал.

— Мне нравится это ощущение, когда я абстрагируюсь от внешнего мира и погружаюсь в свои мысли, когда я полностью отдаю себя какому-то делу. Тренировки меня успокаивают.

— Как часто ты тренируешься?

— На рассвете, перед обедом, после полудня, и поздним вечером.

Таллула снова мягко улыбается.

— Ты всегда тренируешься один?

Вот тут я уже склоняю голову, напряженно всматриваясь в мягкое лицо Таллулы.

— Вы же в курсе, что я тренируюсь с Фрэй во время обеда и после полудня.

Иногда даже утреннюю пробежку мне приходилось делить с рыжей девчонкой, но я умолчал об этом, почему-то постыдившись того, как прозвучит факт того, как много времени я провожу с ней, вслух.

— Именно поэтому я и спрашиваю, Александр. Ты говоришь, что тренировки тебя успокаивают. Стало быть, ты говоришь о тренировках персональных, или тренировки с Клариссой тоже входят сюда?

Я сразу отвожу взгляд, понимая, что сам загнал себя в эту яму. Хорошо, врать я не умею. Тем более, что с Таллулой это не прокатит, а моя совестливость потом замучает меня. Я тяну какое-то время, но когда понимаю, что женщина не отстанет, устало вздыхаю, запустив пальцы в волосы.

— Тренировки с Фрэй тоже входят сюда.

— Значит, тебе комфортно в ее присутствии?

— Если мы говорим только о тренировках, то да.

Таллула улыбается, зная, что мы с примитивной не очень-то любезны в присутствии друг друга.

— Сейчас мы говорим только о тренировках. Что ж, тогда расскажи мне, что ты чувствуешь, когда занимаешься с ней.

— В этом есть смысл?