Мы не прощаемся

Пыталась завести разговор об этом с Граней ту будто подменили: молчит и молчит, только глазищами отцовскими зелеными стрижет, одни они и остались на лице, извелась вся, чисто приворотного зелья невзначай опилась. И в кого такую господь сподобил — ума не могла приложить. Леонтьевич был ералашный да отбойный, но Аграфена превзошла его по всем статьям.

Размышляя таким образом, Василиса Фокеевна усердно намывала полы в прохладной, сплошь оклеенной медицинскими плакатами прихожей. Чуть слышно шипели фитили керосинки, на которой кипятились в никелированной ванночке иглы, шприцы и другие не известные пока санитарке инструменты.

В коридоре заширкал по валенкам веник — Ирина пришла. Василиса Фокеевна с несвойственной ей суетливостью насухо протерла половицы от двери к двери, чтобы Ирина валенки не промочила. Очень услужливой стала в последние дни Василиса Фокеевна, очень! И, видит бог, виной тому Аграфена и Андрюшка Ветланов.

Ирина впустила иззябшиеся крутые завитки морозного пара, и они разбежались по лоснящимся половицам к стенкам. Сама быстренько протопала в свою комнату, включила свет и, не раздеваясь, щекой и покрасневшими маленькими руками припала к беленому боку горячей голландки.

— Ух и печет сегодня на улице! — сказала в открытую дверь. — Никак не привыкну к здешним холодам.

— Морозы у нас знатные! — охотно поддержала разговор Фокеевна, выкручивая над тазом тряпку. — Выйдешь некоторый раз наружу — и слова не выронишь, губы смерзаются.

— Возле мастерских тракторный обоз готовят. Куда-то далеко. Ужас!

Управившись в амбулатории, Василиса Фокеевна вошла к Ирине. Села на стул, сложив на коленях крупные, с бугристыми венами руки. На сегодня, она считала, со всем управилась, и теперь можно было побеседовать всласть, без спешки.

— Из-за этого преподобного обоза на правлении скандал был — страшно какой. Председатель говорит, не дам я столько тракторов, пущай мне хоть тыщу бумажков присылают. А Иван Маркелыч, Лаврушин Марат Николаич и, опять же, Заколов — в одну душу: надо выделить, дело, слышь, шибко сурьезное. Савичев сызна свое, а они — свое. Тогда он... Он же горяч, как цыганская лошадь, горяч...

В коридоре послышались шаги. Фокеевна пошла к двери, недовольно ворча. И в дверях столкнулась с председателем. Заметив, что она в нерешительности замешкалась — то ли одеться и уйти, то ли остаться Савичев недвусмысленно напутствовал:

— Домой? Ну, в добрый час, Василиса Фокеевна, в час добрый.

Той ничего не оставалось, как сквозь сжатые губы попрощаться и уйти.

Савичев прошелся по Ирининой комнатке — он был в ней первый раз.

— Как ваш сын, Павел Кузьмич? Не болеет?

Савичев сразу оживился.

— Сегодня Ильченко, Сергей Иванович, прислал свой портрет Крестнику Сереге, пишет, от крестного Сергея. Золото человек! И вообще, обожаю медиков. Мы как встретимся, Сергей Иванович всегда: «Ты, кум, держи контакт с Вечоркиной, она ба-ашковитая!» Ну, я и притопал...

Савичев опустился на стул. И потому, что кривил душой, не мог смотреть в Иринины широко распахнутые глаза.

— Придумай, Ирина Васильевна, какой-нибудь карантин. Дескать, запрещаю забродинцам выезжать за пределы поселка! А? Или, на крайний случай, десятку трактористов освобождение от работы дай, найди уважительную причину. В случае чего, кум поддержит. Сергей Иванович — душа, золото человек. У нас же снегозадержание, сев на носу, а тут...

Савичев вскинул на Ирину глаза и оборвал себя на полуслове. Прозрачная дымка слез; слабо, беспомощно кривящиеся крупноватые губы... Ох. дуралей старый, с чем же ты пришел к этому ребенку, на что толкаешь его?! Сам закружился, мечешься, как зафлаженный, и других за собой под удар.

3

Обсуждение забродинского вопроса шло уже второй час. На бюро парткома решалась судьба двух главных руководителей колхоза — Савичева и Заколова. Оба они сидели на стульях у самой двери длинного кабинета секретаря парткома, хорошо видимые всем членам бюро и приглашенным. Савичев и Заколов тоже хорошо видели всех присутствующих, и по их лицам могли судить, что за здорово живешь им отсюда не уйти.

Объективны были выводы в справке следователя Вениаминова. Преступную халатность, зазнайство, незаконную заготовку леса, утерю чувства ответственности перед государством констатировала и комиссия, жившая в Забродном целую неделю.

Попросили Савичева объяснить собственные его поступки. Он поднялся, и было такое впечатление, что в дальний угол поставлен провинившийся шалун. Взгляд у Савичева был угрюмый, в глазах будто стылая осенняя вода мерцала. Не поворачивая головы, с минуту поводил этим тяжелым из-под бровей взглядом то на одного члена бюро, то на другого. И Грачеву, сбоку приткнувшемуся к столу секретаря парткома, пришло то же сравнение, что и самому Савичеву в прошлый раз: «Озирается, как зафлаженный бирюк. Набедокурил, так умей и ответ держать, милый Павел Кузьмич!»