Мы не пыль на ветру

Но поскольку я нс рассчитываю, что ты одним махом произведешь меня из разряда примитивов в разряд знатоков, я позволю себе разыграть маленькое скерцо в тон же мажорной тональности, прежде чем перейти к коде. Итак, позволь мне отослать тебя к весьма своеобразному немецкому мыслителю, которому были особенно близки все предметы и явления, пусть даже на озорной лад. Речь идет о рожденном в земле Саксония, в горах Эльм, в деревушке Кнейтлинген от Анны Вибекен великом супротивнике беспредметной немецкой эстетики, величайшем знатоке жизни, о Тиле Уленшпигеле. Надеюсь, ты еще не забыла, как он явился в Прагу и объявил себя великим мастером отвечать на такие вопросы, каких другие великие мастера, сбитые с толку словцом это, даже уразуметь не могли.

…И вот на другой день, как рассказывают, собрались все магистры и прочие ученые. Пришел и Уленшпигель и привел с собой трактирщика, да несколько добрых собутыльников, да несколько горожан — на случай нападения со стороны студентов.

И ему велели забраться на кафедру и отвечать на предложенные вопросы. И ректор задал ему первый вопрос. Уленшпигелю предстояло не только ответить на него, но и доказать, что ответил правильно.

— Сколько это в море воды?

Если же он не сумеет понять вопрос и дать на него правильный ответ, то его ославят и покарают как неуча и осквернителя науки.

Но Уленшпигель ответил, не моргнув глазом:

— Почтеннейший господин ректор! Повелите остановиться водам, которые со всех сторон бегут в морс, и и вам это живо измерю и докажу, что говорю правду, дело это нехитрое.

Конечно же, не во власти ректора было остановить воды, и потому ректор отказался от своего вопроса, а Уленшпигелю не пришлось мерить поду.

И ректор задал ему второй вопрос:

— Скажи мне: сколько это дней от Адама и до нашего времени?

Уленшпигель ответил без запинки:

— Всего семь дней, ибо пройдут одни семь дней, начинаются семь других. И так это будет до конца света.

И ректор задал ему третий вопрос:

— Середина земли — где это находится?

И Уленшпигель ответил:

— Да это же здесь! Мы стоим как раз на середине земли. А чтоб вы поверили, что это правда, прикажите измерить землю с помощью бечевки, и если окажется, что это не так, значит, я не прав.

Но ректор ничего не стал измерять, он поспешил отказаться от своего вопроса и в превеликом гневе задал ему четвертый:

— Далеко ли это от земли до неба?

— Близехонько! — ответил Уленшпигель. — Когда на небе разговаривают или кричат, на земле все слышно. Вот вы поднимитесь на небо, а я вам крикну, и вы это услышите. А если нет, значит, я опять не прав.

Ректор удовлетворился ответом и задал ему пятый вопрос:

— Велико ли небо?

Уленшпигель отвечал:

— Небо имеет тысячу саженей в ширину и тысячу локтей в высоту, никак не меньше. А если вы не верите, что это так, снимите с неба звезды, солнце, луну и перемерьте сами. Тогда вы увидите, что я прав, хоть это вам и не по вкусу.

Ну что тут было отвечать? Уленшпигель на все давал толковый ответ, пришлось ученым мужам признать, что он прав. Впрочем, одолев их хитростью, он не стал мешкать. Он знал, что магистры ему это не простят и отделают его по-свойски. И потому он снял длинное до пят облачение и потихоньку да полегоньку отправился в Эрфурт.

Так мудро повел себя в Праге сын Анны Вибекен, когда Прагу населяли «добрые христиане», как говорится в легенде.

В ответ на все заумные вопросы Уленшпигель предлагал измерить это, чтоб это можно было доказать. И не только здесь проявилась его мудрость: он смылся, чтобы добрые христиане не вздумали отомстить ему за это. Для своего времени он был поистине умный и мужественный человек! И отнюдь не догматик.