Мы не «рабы», а внуки божьи!

Чужаки и отступники рушили их святыни – не их ли правом было воздать святотатцам по справедливости? В конце XX века кроткие и всепрощающие христиане предпочитали, дорвавшись до власти, вместо того чтоб выстроить новые церкви, отнимать у городов музеи и детские кинотеатры. Кто кричал о вандализме в те дни – пусть бросит камень в воинов Святополка.

Во-вторых, церкви как раз и ставили сплошь и рядом именно на тех местах, где стояли разрушенные языческие святилища. А место для этих святилищ было – в глазах язычников, по крайней мере, – не человеческим произволом, а волей Богов. Они, в отличие от христиан, не могли построить храм где вздумается. Приходилось расчищать места. Только и всего.

Летописи восславляют Ярослава за неимоверные заслуги в деле распространения христианства на Руси – при нём-де оно начало «шириться и укрепляться». Простите, но он, по тем же летописям, построил всего лишь четыре церкви – в чём же состояли его заслуги в «расширении и укреплении» христианства?

В годы, последовавшие за победой Ярослава, летописи сообщают об освящении нескольких, ещё вроде бы при Владимире возведённых церквей. В их числе ни много ни мало – возведённая Владимиром на месте повергнутого Громовержца Десятинная церковь, первая церковь православной Руси. Может, их пришлось святить заново?

И.Н. Данилевский обращает внимание на то, что рассказ о кончине Святополка летописец завершает фразой «есть его могила и до сего дне». Так заканчивали рассказ о жизни языческих князей (Олега Вещего, Олега Святославича и т. д.). К князьям христианским эта формула не применяется.

В паремийной традиции православной церкви Святополка повелось называть Поганополк. Поганым в те времена именовали именно и конкретно язычников, никакого иного значения во времена Святополка Ярополковича это слово получить не успело.

Наконец, в саге об Эймунде советник «конунга Ярислейфа» сообщает ему о противнике: «Я слышал, – и это очень вероятно! – что он отступится от христианской веры». Правда, говорится это про Бориса-«Бурислейфа».

Есть такой интересный вид источников – миниатюры Радзивилловской летописи. Понятно, их не по разу перерисовывали и правили, и на них вполне можно встретить, скажем, варяжского воина в рыцарском шлеме с подвижным забралом XV века.

Но там же можно увидеть и классический каролингский меч эпохи викингов и варягов в руках Святослава, и корчагу X века. На миниатюре, посвящённой убийству Андрея Боголюбского, у него отрублена правая рука, а в тексте – левая. Исследование останков князя показало – миниатюра ближе к истине.

Там же отражено участие в убийстве жены князя – про которое текст летописи молчит, но не молчат другие источники.

Так вот, на миниатюре, повествующей об убийстве Бориса, святой князь простёр в молитве руки к столбу шатра, на котором висит маленькая иконка с осьмиконечным крестиком (любопытно было б поработать с оригиналом миниатюры – не дорисовка ли?) и… меч.

Борис молится на меч, по древнему скифскому обычаю? Георгий Михайлович Филист, автор замечательной книги «История «преступлений» Святополка Окаянного», полагает, что Борис был как раз сторонником прежней религии и союзником Святополка. Но возможно, в саге отразились просто сведения о пристрастии к старой вере киевского государя.

Что до Бориса-Борислава, то его облик, канонизированный церковью, даже на уровне внешнего облика далёк от исторического. В источниках при его описании говорится, что князь «ус млад имел», ибо сам был, мол, не в великих летах – а ни про волосы, ни про бороду ни слова не говорят.

Оно и понятно, русские князья того времени – и Ярослав (судя по изображению на его печати, найденной в Новгороде), и Святополк (на его монетах), и их отец (на монетах же), как и великий дед их Святослав, брили бороды, оставляя усы, да и волосы сбривали, кроме прядей-чуприн на макушках.

Но христианскому праведнику такой облик иметь не пристало – и иконописцы снабдили Бориса византийскими кудрями до плеч и византийской же круглой бородкой…

За что был брошен в темницу вместе с женой князь Турова – того самого Турова, в который вплыли по потёкшей кровью Припяти кресты – своим равноапостольным отцом? Не повторил ли он судьбу Владимира Болгарского? И о чём думал, когда верные вышгородцы сбили замки с темницы – и шёпот холопов тлел по тёмным углам перепуганного государева терема, над сочащимся алым ковром?

Нужны ли ещё другие причины для объяснения ненависти церкви к этому человеку? Вам, читатель, – возможно. Мне – нет. Но чему поражаюсь – так это хитроумию церковных иерархов. Замолчав язычество Святополка, они хитроумно «повесили» на него как раз преступление, могущее пуще всего отпугнуть язычника – убийство братьев.

Желающих разобраться во всех перипетиях той войны отсылаю к труду Филиста – там они, по моему мнению, изложены наиболее убедительно. Для меня же важно одно: распря за киевский престол оказывается эпизодом развязанной отцом братьев гражданской войны за крещение Руси.